В «Истории государства Российского » в 1817 году, в дальнейшем оно стало преобладать в литературе) произошло 8 сентября 1380 года на Куликовом поле , между Доном и Непрядвой (по новейшим исследованиям профессора С. Н. Азбелева - при её истоке , на древнерусском языке «устье», из Волова озера) .
Точная дата создания «Задонщины» неизвестна: она могла быть написана между датой самой битвы и концом XV века , к которому относится самый ранний сохранившийся список (Кирилло-Белозерский). В рукописи упоминается брянский боярин , впоследствии священник в Рязани , Софоний - вероятный автор повести.
Текстология
См. также
Напишите отзыв о статье "Задонщина"
Примечания
Некоторые публикации
- Jan Frček. Zádonština: staroruský žalozpěv o boji Rusů s Tatary r. 1380. Rozprava literárně dějepisná. Kritické vydání textů // Práce Slovanského Ústavu v Praze. Svazek XVIII, 1948. (Опубликованы и сопоставлены пять рукописей.)
- Задонщина: Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче и о брате его князе Владимире Андреевиче, яко победили супостата своего царя Мамая / Послесловие С. Шамбинаго ; Общая редакция Ф. М. Головенченко . - [М.]: ОГИЗ - Гос. изд-во худож. лит-ры, . - 48 с. - 3 000 экз. (в пер.)
- «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла: К вопросу о времени написания «Слова» / Под ред. Д. С. Лихачёва и Л. А. Дмитриева . - М.-Л.: Наука , 1966. (Опубликованы все шесть рукописей)
- Задонщина: Похвала великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Владимиру Андреевичу / Составитель Е. Н. Лебедев ; Послесловие к.и.н. И. В. Лёвочкина; Художник Алексей Шмаринов. - М .: Современник , 1980. - 106 с. - 3 000 экз. (Факсимильное воспроизведение рукописи из ГИМа)
- Задонщина. / Подготовка и комментарии д.и.н. А. А. Зимина. Художник А. Макаров. - Тула, Приокское кн. изд., 1980. - 128 с. - 100 000 экз.
- Сказания и повести о Куликовской битве / Л. А. Дмитриев, О. П. Лихачёва (подг. текста). Академия наук СССР . - Л. : Наука , Ленингр. отд., 1982. - 424 с. - (Литературные памятники). - 30 000 экз. (Сводный текст)
- Задонщина: Сборник (Задонщина. Летописная повесть о побоище на Дону. Сказание о Мамаевом побоище). - М .: Художественная литература , 1982. (Сводный текст. Роскошный подарочный том с иллюстрациями Ильи Глазунова)
- Памятники Куликовского цикла / Под ред. Б. А. Рыбакова . . - СПб. : Русско-балтийский информационный центр БЛИЦ, 1998. - ISBN 5-86789-033-3 . (Опубликованы четыре наиболее сохранившиеся рукописи)
Литература
Исследования- Азбелев С. Н. Фольклоризм «Задонщины» и «Слово о полку Игореве» // Литература Древней Руси: Сборник научных трудов / Отв. ред. Н. И Прокофьев ; Московский гос. педагог. ин-т им. В.И. Ленина . - М .: МГПИ, 1981. - 160 с.
- Азбелев С. Н. Фольклоризм «Задонщины» // Дмитрий Донской и эпоха возрождения Руси: События, памятники, традиции: Труды юбилейной научной конференции «Дмитрий Донской - государственный деятель, полководец, святой». (Тула - Куликово поле, 12–14 окт. 2000 г.) / Редкол.: В.П. Гриценко, М.И. Гоняный, В.А. Касаткин; Отв. ред. А.Н. Наумов; Гос. военно-ист. и природ. музей-заповедник «Куликово поле»; Тульский гос. ун-т. - Тула: Тульский полиграфист, 2001. - 288 с. - ISBN 5-88422-274-2 .
- Азбелев С. Н. Куликовская победа в народной памяти: Литературные памятники Куликовского цикла и фольклорная традиция. - СПб. : Дмитрий Буланин, 2011. - 312 с. - (Studiorum Slavicorum Orbis). - 500 экз. - ISBN 978-5-86007-667-9 . (в пер.)
Ссылки
- .
- Древне русский текст транслитерирован современной кириллицей.
- Акад. Д. С. Лихачёва
- (недоступная ссылка - история , копия )
- //Древняя Русь. Вопросы медиевистики . 2004. № 2(16). С. 34-43.
Отрывок, характеризующий Задонщина
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.
Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C"est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l"interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n"a pas l"air d"un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m"a bien l"air d"un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu"il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons!
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu"est ce qu"elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu"elle dit? – проговорил он. – Elle m"apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.
СЛОВО О ВЕЛИКОМ КНЯЗЕ ДМИТРИИ ИВАНОВИЧЕ И О БРАТЕ ЕГО, КНЯЗЕ ВЛАДИМИРЕ АНДРЕЕВИЧЕ, КАК ПОБЕДИЛИ СУПОСТАТА СВОЕГО ЦАРЯ МАМАЯ
Перевод Л. А. Дмитриева
Великий князь Дмитрий Иванович со своим братом, князем Владимиром Андреевичем, и со своими воеводами был на пиру у Микулы Васильевича. Поведали нам, брат, что царь Мамай пошел на Русь, стоит уже у быстрого Дона, хочет идти к нам в землю Залесскую. Пойдем, брат, в северную сторону – удел сына Ноева Афета, от которого пошел православный русский народ. Взойдем на горы Киевские, взглянем на славный Днепр, а потом и на всю землю Русскую. А затем посмотрим на земли восточные – удел сына Ноева Сима, от которого пошли хинове – поганые татары, басурманы. Вот они на реке на Каяле и одолели род Афетов. С той поры невесела земля Русская; от Калкской битвы до Мамаева побоища тоской и печалью покрылась, плачет, сыновей своих поминая – князей, и бояр, и удалых людей, которые оставили дома свои, и богатство, жен и детей, и скот свой, и, заслужив честь и славу мира сего, головы свои положили за землю за Русскую и за веру христианскую.
Задонщина, Сказание о Мамаевом побоище. Лекция А. Н. Ужанкова
Сначала описал я жалость Русской земли и все остальное из книг взяв, а потом написал жалость и похвалу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу.
Сойдемся, братья и друзья, сыновья русские, сложим слово к слову, возвеселим Русскую землю, отбросим печаль в восточные страны – в удел Симов, и восхвалим победу над поганым Мамаем, а великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, прославим! И скажем так: лучше, братья, поведать не привычными словами о славных этих нынешних рассказах про поход великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, потомков святого великого князя Владимира Киевского. Начнем рассказывать о их деяниях по делам и по былям... Вспомним давние времена, воздадим похвалу вещему Бонну, прославленному гусляру киевскому. Ведь тот вещий Бонн, перебирая быстрыми своими перстами живые струны, славы пел русским князьям: первую славу великому князю Киевскому Игорю Рюриковичу, вторую – великому князю Владимиру Святославичу Киевскому, третью – великому князю Ярославу Владимировичу.
Я же помяну рязанца Софония, и восхвалю песнями, под звонкий наигрыш гусельный, нашего великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, потомков святого великого князя Владимира Киевского. Воспоем князей русских, постоявших за веру христианскую!
А от Калкской битвы до Мамаева побоища сто шестьдесят лет.
И вот князь великий Дмитрий Иванович и брат его Владимир Андреевич, помолясь богу и пречистой его матери, укрепив ум свой силой, закалив сердца свои мужеством, преисполнившись ратного духа, урядили свои храбрые полки в Русской земле, помянув великого прадеда своего – князя Владимира Киевского.
О жаворонок, летняя птица, радостных дней утеха, взлети к синим облакам, взгляни на могучий город Москву и прославь великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича. Словно бурей занесло соколов из земли Залесской в поле Половецкое! Звенит слава по всей земле Русской: в Москве кони ржут, трубы трубят в Коломне, бубны бьют в Серпухове, встали стяги русские на берегу великого Дона. Звонят колокола вечевые в Великом Новгороде, собрались мужи новгородские у святой Софии, и так говорят: «Неужто нам, братья, не поспеть на подмогу к великому князю Дмитрию Ивановичу?» И как только слова эти промолвили, уже как орлы слетелись. Нет, то не орлы слетелись – выехали посадники из Великого Новгорода, а с ними семь тысяч войска, на помощь к великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу.
К славному городу Москве съехались все русские князья и говорят такие слова: «У Дона стоят татары поганые, Мамай царь у реки Мечи, между Чуровым и Михайловым, хотят реку перейти и отдать жизнь свою во славу нашу».
И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Брат, князь Владимир Андреевич, пойдем туда, прославим жизнь свою миру на диво, чтобы старые рассказывали, а молодые помнили! Испытаем храбрецов своих и реку Дон кровью наполним за землю Русскую и за веру христианскую!»
И сказал всем князь великий Дмитрий Иванович: «Братья мои, князья русские, все мы гнездо великого князя Владимира Киевского! Не рождены мы на обиду ни соколу, ни ястребу, ни кречету, ни черному ворону, ни поганому этому Мамаю!»
О соловей, летняя птица, вот бы ты, соловей, славу спел великому князю Дмитрию Ивановичу, и брату его князю Владимиру Андреевичу, и двум братьям Ольгердовичам из земли Литовской – Андрею и Дмитрию, да и Дмитрию Волынскому! Ведь эти-то – сыны Литвы храбрые, кречеты в ратное время! Полководцы они славные, под звуки труб вспеленуты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены, с острого меча вспоены в Литовской земле.
Молвит Андрей Ольгердович брату своему: «Брат мой, Дмитрий, два брата мы, сыновья Ольгердовы, внуки Гедиминовы, правнуки Сколомендовы. Соберем, брат, милых панов удалой Литвы, храбрых удальцов, сядем на своих борзых коней и посмотрим на быстрый Дон, зачерпнем шлемом воды донской, испытаем свои мечи литовские о шлемы татарские, а сулицы немецкие о кольчуги басурманские!»
И отвечает ему Дмитрий: «Брат Андрей, не пощадим жизни своей за землю Русскую, за веру христианскую и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича! Уже ведь, брат, стук стучит и гром гремит в белокаменной Москве. То ведь, брат, не стук стучит и не гром гремит, то стучит могучая рать великого князя Дмитрия Ивановича, гремят удальцы русские золочеными доспехами и червлеными щитами. Седлай, брат Андрей, своих борзых коней, а мои уже готовы – раньше твоих оседланы. Выедем, брат, в чистое поле и посмотрим свои полки – сколько, брат, с нами храбрых литовцев. А храбрых литовцев с нами – семьдесят тысяч латников».
Вот уже, брат мой, подули сильные ветры с моря к устьям Дона и Днепра, принесли тучи огромные на Русскую землю; проступают из них кровавьте зори и трепещут в них синие молнии. Быть стуку и грому великому у речки Непрядвы, меж Доном и Днепром, покрыться трупами человеческими полю Куликову, течь кровью Непрядве реке!
Вот уже заскрипели телеги меж Доном и Днепром, идет хинова на Русскую землю! Набежали серые волки с устья Дона и Днепра, воют стаями у реки у Мечи, хотят кинуться на Русь. То не серые волки – пришли поганые татары, хотят пройти войной всю Русскую землю!
Тогда гуси загоготали и лебеди бьют крыльями. Нет, то не гуси загоготали и не лебеди крыльями восплескали: это поганый Мамай пришел на Русскую землю и войска свои привел. А уж беды их подстерегают крылатые птицы, паря под облаками, вороны неумолчно грают, а галки по-своему галдят, орлы клекочут, волки грозно воют и лисицы брешут – кости чуют.
Русская земля, ты теперь как за царем Соломоном побывала!
А уже соколы и кречеты и белозерские ястребы рвутся с золотых колодок из каменного города Москвы, обрывают шелковые путы, взвиваясь под синие небеса, звоня золочеными колокольчиками на быстром Дону, хотят ударить на несчетные стаи гусиные и лебединые, – то богатыри и удальцы русские хотят ударить на великие силы поганого царя Мамая.
Тогда князь великий Дмитрий Иванович вступил в золотое свое стремя, взял свой меч в правую руку, помолился богу и пречистой его матери. Солнце ему ясно с востока сияет и путь указует, а Борис и Глеб молитву возносят за сродников своих.
Что шумит, что гремит рано пред рассветом? Князь Владимир Андреевич полки расставляет и ведет их к великому Дону. И молвил он брату своему, великому князю Дмитрию Ивановичу: «Не поддавайся, брат, поганым татарам – ведь поганые уже поля русские топчут и вотчину нашу отнимают!»
Отвечает ему князь великий Дмитрий Иванович: «Брат Владимир Андреевич! Два брата мы, внуки великого князя Владимира Киевского. Воеводы у нас уже назначены – семьдесят бояр, и отважны князья белозерские Федор Семенович и Семен Михайлович, да и Микула Васильевич, да и оба брата Ольгердовичи, да и Дмитрий Волынский, да Тимофей Волуевич, да Андрей Серкизович, да Михаиле Иванович, а воинов с нами – триста тысяч латников. А воеводы у нас надежные, дружина испытанная, а кони под нами борзые, а доспехи на нас золоченые, шлемы черкасские, щиты московские, сулицы немецкие, кинжалы фряжские, мечи булатные; а дороги разведаны, переправы подготовлены, и рвутся все головы свои положить за землю за Русскую и за веру христианскую. Как живые трепещут стяги, жаждут воины себе чести добыть и имя свое прославить».
Уже те соколы и кречеты и белозерские ястребы за Дон быстро перелетели и ринулись на несметные стаи гусиные и лебединые. То ведь были не соколы и не кречеты, – то налетели русские князья на силу татарскую. Затрещали копья каленые, зазвенели доспехи золоченые, застучали щиты червленые, загремели мечи булатные о шлемы хиновские на поле Куликовом, на речке Непрядве.
Черна земля под копытами, костями татарскими поля засеяны, и кровью их земля полита. Могучие рати сошлись тут и потоптали холмы и луга, и замутили реки, потоки и озера. Кликнуло Диво в Русской земле, велит послушать грозным землям. Понеслась слава к Железным Воротам, и к Ворнавичу, к Риму и к Кафе по морю, и к Тырнову, а оттуда к Царьграду на похвалу князьям русским: Русь великая одолела рать татарскую на поле Куликове, на речке Непрядве.
На том поле грозные тучи сошлись. Часто сверкали в них молнии и гремели громы могучие. То ведь сразились сыны русские с погаными татарами, чтоб отомстить за свою обиду. Сверкают их доспехи золоченые, гремят князья русские мечами булатными по шлемам хиновским.
А бились с утра до полудня в субботу на Рождество святой богородицы.
Не туры рыкают у Дону великого на поле Куликове. То ведь не туры побиты у Дону великого, а посечены князья русские и бояре и воеводы великого князя Дмитрия Ивановича. Полегли сраженные татарами князья белозерские Федор Семенович, и Семен Михайлович, и Тимофей Волуевич, и Минула Васильевич, и Андрей Серкизович, и Михаиле Иванович, и много других из дружины.
Пересвета-чернеца, из брянских бояр, призвали на поле брани. И сказал Пересвет-чернец великому князю Дмитрию Ивановичу: «Лучше нам порубленными быть, чем в плен попасть к поганым татарам!» Поскакивает Пересвет на своем борзом коне, золоченым доспехом сверкая, а уже многие лежат посечены у Дона великого на берегу.
Подобало в то время старому помолодеть, а молодому плечи свои развернуть. И говорит чернец Ослябя своему брату Пересвету-чернецу: «Брат Пересвет, вижу на теле твоем раны тяжкие, уже катиться, брат, твоей голове с плеч на траву ковыль, и моему сыну Якову лежать на зеленой ковыль-траве на поле Куликове, на речке Непрядве за веру христианскую, за землю Русскую и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича».
И в ту пору по Рязанской земле около Дона ни пахари, ни пастухи в поле не кличут, лишь все вороны грают над трупами человеческими. Страшно и жалостно о том времени слышать: трава кровью полита была, а деревья от печали к земле склонились.
И воспели птицы жалостные песни – восплакались княгини и боярыни и все воеводские жены по убитым. Жена Микулы Васильевича Марья рано поутру плакала на забороле стен московских, так причитая: «О Дон, Дон, быстрая река! Прорыл ты каменные горы и течешь в землю Половецкую. Прилелей моего господина Микулу Васильевича ко мне». А жена Тимофея Волуевича Федосья тоже плакала, так причитая: «Вот уже веселье мое поникло в славном городе Москве, и уже не увижу я своего государя Тимофея Волуевича живым!» А Андреева жена Марья да Михайлова жена Аксинья на рассвете плакали: «Вот уже нам обеим померкло солнце в славном городе Москве, домчались к нам с быстрого Дона полонянные вести, неся великую печаль: повержены наши удальцы с борзых коней на суженом месте па поле Куликове, на речке Непрядве».
А Диво уже кличет под саблями татарскими, а русские богатыри – изранены.
На рассвете щуры воспели жалостные песни у Коломны на забралах городских стен, в воскресенье, в день Акима и Анны. То ведь не щуры рано воспели жалостные песни – восплакались жены коломенские, так причитая: «Москва, Москва, быстрая река, зачем унесла на своих волнах ты мужей наших от нас в землю Половецкую?» Причитали они: «Можешь ли ты, господин князь великий, веслами Днепр загородить, Дон шлемами вычерпать, а реку Мечу запрудить татарскими трупами? Замкни, государь князь великий, Оке-реке ворота, чтобы больше поганые татары к нам не ходили. Уже ведь мужья наши от ратей устали!»
В тот же день субботний, на Рождество святой богородицы посекли христиане поганые полки на поле Куликове, на речке Непрядве.
И, кликнув громко, князь Владимир Андреевич поскакал со своей ратью на полки поганых татар, золоченым шлемом посвечивая. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские.
И воздал похвалу он брату своему, великому князю Дмитрию Ивановичу: «Брат Дмитрий Иванович, в злое время горькое ты нам крепкий щит. Не уступай, князь великий, со своими великими полками, не потакай крамольникам! Уже ведь поганые татары поля наши топчут и храброй дружины нашей много побили – столько трупов человеческих, что борзые кони не могут скакать: в крови по. колено бродят. Жалостно, брат, видеть столько крови христианской! Не медли, князь великий, со своими боярами».
И сказал князь великий Дмитрий Иванович своим боярам: «Братья, бояре и воеводы и дети боярские! Тут вам не ваши московские сладкие меды и великие места. Добывайте на поле брани себе места и женам своим. Тут, братья, старый должен помолодеть, а молодой чести добыть».
И воскликнул князь великий Дмитрий Иванович: «Господи боже мой, на тебя уповаю, да не будет на мне позора вовеки, да не посмеются надо мной враги мои!» И помолился он богу и пречистой его матери и всем святым, и прослезился горько, и утер слезы.
И тогда как соколы стремглав полетели на быстрый Дон. То не соколы полетели: поскакал князь великий Дмитрий Иванович за Дон со своими полками, со всеми воинами. И говорит: «Брат князь Владимир Андреевич, тут, брат, изопьем медовые чары круговые, нападем, брат, своими сильными полками на рать татар поганых».
Тогда начал князь великий наступать. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские. Прикрыли поганые головы свои руками; дрогнул враг. Ветер ревет в стягах великого князя Дмитрия Ивановича, бегут поганые, а русские сыновья широкие поля кликом огородили и золочеными доспехами осветили. Уже встал тур на бой!
Тогда князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, полки поганых вспять поворотили и начали их бить и сечь жестоко, тоску на них наводя. И князья их с коней низвергнуты, и трупами татарскими поля усеяны, а реки кровью их потекли. Тут поганые рассыпались в смятении и побежали непроторенными дорогами в Лукоморье, скрежещут они зубами своими, раздирают лица свои, так причитая: «Уже нам, братья, в земле своей не бывать, и детей своих не видать, и жен своих не ласкать, а ласкать нам сырую землю и целовать зеленую мураву, а в Русь ратью нам не хаживать и даней нам у русских князей не испрашивать». Застонала земля татарская, бедами ж горем наполнившаяся; пропала охота у царей и князей их на Русскую землю ходить. Уже нет веселья в Орде.
Вот уже сыны русские захватили татарские наряды, и доспехи, и коней, и волов, и верблюдов, и вина, и сахар, и убранства дорогие, тонкие ткани и шелка везут женам своим. И вот уже русские красавицы забряцали татарским золотом.
Уже всюду на Русской земле веселье и ликованье. Вознеслась слава русская над хулой поганых. Уже низвергнуто Диво на землю, а гроза и слава великого князя Дмитрия Ивановича ж брата его, князя Владимира Андреевича, по всем землям текут. Стреляй, князь великий, по всем землям, рази, князь великий, со своей храброй дружиной поганого Мамая-хиновина за землю Русскую, за веру христианскую. Уже поганые оружие свое побросали и головы свои склонили под мечи русские. И трубы их не трубят, и примолкли голоса их.
И метнулся поганый Мамай от своей дружины серым волком и прибежал к Кафе-городу. И молвили ему фряги: «Что же это ты, поганый Мамай, посягаешь на Русскую землю? Ведь побила тебя орда Залесская. А не бывать тебе Батыем царем: у Батыя царя было четыреста тысяч латников, и полонил он всю землю Русскую от востока и до запада. Наказал тогда бог Русскую землю за ее грехи. И ты пришел на Русскую землю, царь Мамай, со многими силами, с девятью ордами и семьюдесятью князьями. А ныне ты, поганый, бежишь сам-девять в Лукоморье – не с кем тебе зиму зимовать в поле. Видно, крепко тебя князья русские потчевали: нет с тобой ни князей, ни воевод! Видно, сильно упились у быстрого Дону на поле Куликове, на траве ковыле! Беги-ка ты, поганый Мамай, от нас за темные леса!»
Как милый младенец у матери своей земля Русская: его мать ласкает, а за драку лозой сечет, а за добрые дела хвалит. Так и господь бог помиловал князей русских, великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, между Доном и Днепром, на поле Куликове, на речке Непрядве.
И стал великий князь Дмитрий Иванович со своим братом, с князем Владимиром Андреевичем, и с остальными своими воеводами на костях на поле Куликове, на речке Непрядве. Страшно и горестно, братья, было смотреть: лежат трупы христианские как сенные стога у Дона великого на берегу, а Дон-река три дня кровью текла. И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Сосчитайтесь, братья, скольких у нас воевод нет и скольких молодых людей?»
Тогда отвечает Михаиле Андреевич, московский боярин, князю Дмитрию Ивановичу: «Господин князь великий Дмитрий Иванович! Нет у нас сорока бояр больших московских, двенадцати князей белозерских, тридцати бояр – новгородских посадников, двадцати бояр коломенских, сорока бояр переяславских, двадцати пяти бояр костромских, тридцати пяти бояр владимирских, пятидесяти бояр суздальских, семидесяти бояр рязанских, сорока бояр муромских, тридцати бояр ростовских, двадцати трех бояр дмитровских, шестидесяти бояр звенигородских, пятнадцати бояр угличских. А погибло у нас всей дружины двести пятьдесят тысяч. И помиловал бог Русскую землю, а татар пало бесчисленное множество».
И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Братия, бояре и князья и дети боярские, то вам суженое место между Доном и Днепром, на поле Куликове, на речке Непрядве. Положили вы головы свои за землю за Русскую и за веру христианскую. Простите меня, братья, и благословите в этой жизни и будущей. Пойдем, брат, князь Владимир Андреевич, во свою Залесскую землю, к славному городу Москве, и сядем, брат, на своем княжении, чести, брат, добыли и славного имени!»
Богу нашему слава.
"Задонщина" (в рукописях имеет заглавия "Задонщина великого князя господина Дмитрия Ивановича и брата его князя Владимира Андреевича", "Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче и о брате его, князе Владимире Андреевиче, как победили супостата своего царя Мамая" и др.) - памятник древнерусской литературы конца XIV - начала XV вв.
Β 1380 г. ордынский правитель Мамай предпринял большой поход на Московское княжество. Дмитрий Донской, как и в 1378 г., решает выйти навстречу врагу. Β союзе с Москвой выступили многие русские княжества. Сражение произошло 8 сентября 1380 г. в пределах Рязанской земли, на Куликовом поле, в месте впадения в Дон реки Непрядвы. Понеся огромные потери, русские одержали победу. Это была первая большая победа над монголо-татарами, явившаяся переломным моментом во взаимоотношениях Руси с Ордой.
Куликовская битва нашла отражение в нескольких произведениях: "Задонщине", краткой и пространной летописных повестях ο Куликовской битве и в "Сказании ο Мамаевом побоище". Есть все основания полагать, что "Задонщина" была написана в 80-е гг. XIV в., вскоре после Куликовской битвы и, во всяком случае, еще при жизни Дмитрия Донского (т. е. до 1389 г.), которому, как говорит сам автор памятника, он воздает похвалу своим произведением.
"Задонщина" - это лирико-эпическое описание сражения на Дону. Автор ведет не последовательный сюжетный рассказ, а выражает свои чувства и эмоции, связанные с событиями Куликовской битвы. За основу своего произведения автор "Задонщины" взял "Слово ο полку Игореве" - рассказывая ο победе над Мамаем, он пользуется и образами, и отдельными фразами, и целыми отрывками "Слова".
Л.А. Дмитриева
Задонщина
Краткое содержание книги
Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче и о брате его, князе Владимире Андреевиче, как победили супостата своего царя Мамая.
Великий князь Дмитрий Иванович со своим братом, князем Владимиром Андреевичем, был на пиру у московского воеводы. И молвил он: "Пришла к нам весть, братья, что царь Мамай стоит у быстрого Дона, пришёл он на Русь и хочет идти на нас в Залесскую землю". И великий князь и брат его, помолившись Богу, закалив сердца своим мужеством, собрали храбрые полки русские. К славному городу Москве съехались все русские князья и сказали: "У Дона стоят татары поганые, Мамай-царь у реки Мечи, хотят реку перейти и с жизнью своей расстаться нам во славу". И обратился великий князь Дмитрий Иванович к брату: "Пойдём туда, испытаем храбрецов своих и реку Дон кровью наполним за землю Русскую и за веру христианскую".
Что шумит, что гремит рано пред рассветом? То князь Владимир Андреевич полки строит и ведёт их к великому Дону. И напутствовал его князь великий Дмитрий Иванович: "Воеводы у нас уже поставлены - семьдесят бояр, и отважны князья белозерские, да оба брата Ольгердовичи, да Дмитрий Волынский, а воинов с нами - триста тысяч латников. Дружина в боях испытанная, и все, как один, готовы головы свои положить за землю за Русскую".
Уже ведь те соколы и кречеты и белозерские ястребы за Дон скоро перелетели и ударили по несметным стадам гусиным и лебединым. То ведь были не соколы, не кречеты - то обрушились русские князья на силу татарскую. И ударили копья калёные о доспехи татарские, и загремели мечи булатные о шлемы хиновские на поле Куликовом, на речке Непрядве.
Черна земля под копытами, костями татарскими поля усеяны, а кровью их земля залита. На том поле грозные тучи сошлись, а из них беспрерывно молнии сверкали и гремели громы великие. Не туры возревели у Дона на поле Куликовом. То ведь не туры побиты, а посечены князья русские, и бояре, и воеводы великого князя Дмитрия Ивановича. Пересвета-чернеца, брянского боярина, на судное место привели. И сказал Пересвет-чернец: "Лучше нам убитыми быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!".
В ту пору по рязанской земле около Дона ни пахари, ни пастухи в поле не кличут, лишь вороны не переставая каркают над трупами человеческими, страшно и жалостно было тогда это слышать; и трава кровью залита была, а деревья от печали к земле склонились. Запели птицы жалостные песни - запричитали все княгини, и боярыни, и все воеводские жёны по убитым. Так говорили они: "Можешь ли ты, господин, князь великий, вёслами Днепр загородить, а Дон шлемами вычерпать, а Мечу-реку трупами татарскими запрудить? Замкни, государь, у Оки-реки ворота, чтобы больше поганые татары к нам не ходили. Уже ведь мужья наши побиты на ратях". Жена Микулы Васильевича, московского воеводы, Марья плакала на забралах стен московских, так причитая: "О Дон, Дон, быстрая река, принеси на своих волнах моего господина Микулу Васильевича ко мне!".
И, бросив клич, ринулся князь Владимир Андреевич со своей ратью на полки поганых татар. И восхвалил он брата своего: "Брат, Дмитрий Иванович! В злое время, горькое ты нам крепкий щит. Не уступай, князь великий, со своими великими полками, не потакай крамольникам! Не медли со своими боярами". И сказал князь Дмитрий Иванович: "Братья, бояре и воеводы, здесь ваши московские сладкие мёды и великие места! Тут-то и добудьте себе места и жёнам своим. Тут, братья, старый должен помолодеть, а молодой честь добыть". И тогда, как соколы, стремглав полетели на быстрый Дон. То ведь не соколы полетели: поскакал великий князь со своими полками за Дон, а за ним всё русское войско.
И начал тогда великий князь наступление. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские. И вот поганые бросились вспять. Ветер ревёт в стязах великого князя Дмитрия Ивановича, татары спасаются бегством, а русские сыновья широкие поля кликом огородили и золочёными доспехами осветили. Уже встал тур на бой! Тут рассыпались татары в смятении и побежали непроторёнными дорогами в лукоморье, скрежеща зубами и раздирая лица свои, так приговаривая: "Уж нам, братья, в земле своей не бывать, и детей своих не видать, и жён своих не ласкать, а ласкать нам сырую землю, а целовать нам зелёную мураву, а в Русь ратью нам не хаживать и даней нам у русских князей не прашивать".
Теперь уже русские сыновья захватили татарские доспехи и коней, и вина, тонкие ткани и шелка везут жёнам своим. Уже по русской земле разнеслось веселье и ликованье. Одолела слава русская хулу поганых. И метнулся жестокий Мамай от своей дружины серым волком и прибежал к Кафе-городу. И молвили ему фряги: "Пришёл ты на русскую землю с большими силами, с девятью ордами и с семьюдесятью князьями. Но, видно, тебя князья русские крепко попотчевали: нет с тобой ни князей, ни воевод! Беги-ка ты, поганый Мамай, от нас за тёмные леса".
Как милый младенец у матери своей земля русская: его мать ласкает, за баловство розгой сечёт, а за добрые дела хвалит. Так Господь Бог помиловал князей русских, великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, меж Доном и Днепром на поле Куликовом, на речке Непрядве. И сказал великий князь Дмитрий Иванович: "Братья, положили вы головы свои за землю за Русскую и за веру христианскую. Простите меня и благословите в этом веке и в будущем. Пойдём, брат Владимир Андреевич, во свою Залесскую землю к славному городу Москве и сядем на своём княжении, а чести и славного имени мы добыли".
Пересказала Н. Б. Виноградова.
Случившееся в 1380 г. нашествие Мамая, Мамаево побоище на Дону, в устье реки Непрядвы (к югу от Тулы, недалеко от литовского рубежа, 8 сентября 1380 г.) послужило сюжетом целому ряду повестей. Основных повестей о Мамаевом побоище дошло до нас собственно четыре: повесть, условно названная «Летописной», «Сказание о Мамаевом побоище», «Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русского» и «Задонщина».
Стиль «Слова о полку Игореве», отраженный в «Задонщине»
«Задонщина» была создана в подражании «Слову о полку Игореве» в начале XV в. Софонием, рязанским старцем. Почему же в XV в. автор воскресил стиль ХП в. ?
Нам кажется, это было сделано для того, чтобы провести параллель между двумя памятниками, посвященным защите русской земли. У образованного читателя должны возникнуть ассоциации со «Словом». Но если «Слово» повествует о разъединении русских князей и его основная мысль - мысль о единении, то «Задоншина», наоборот, говорит о победе русского объединенного воинства.
Образ русских князей в «Задонщине».
В отличие от «Слова», в «Задонщине» автор наоборот обращается к Баяну и пытается следовать ему, прославляя русских князей: «. восхвалим победу над поганым Мамаем, а великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, прославим».
Историческая справка:
Дмитрий Иванович Донской (1350-1389 гг.)
Родился в Москве 12 октября J350 г. Отец - московский великий князь Иван Иванович Красный прожги всего 33 года. Когда он скончался в 1359 г. , сыну едва исполнилось 9 лет. Мать Дмитрия звали Ачександроп (в иночестве Марией). Некоторые историки предполагают, что она была дочерью московского тысяцкого Василия Вельяминова. Воспользовавшись малолетством Дмитрия, суздалъско-нижегородский князь Дмитрий Константинович сумел в 1360 г. получить ярлык на великое княжение. Через два года при поддержке митрополита Руси Алексея и московского боярства Москве удалось вернуть титул Великого князя для Дмитрия Ивановича. В 1366 г. сочетался браком с дочерью суздальско-нижегородского князя Дмитрия Константиновича - Евдокией. За 22 года супружеской жизни появилось 12 детей-8сыновей и 4 дочери. Успешно воевал с Литвой, Тверью, Рязанью, Золотой Ордой. В 1380 г. одержал блестящую победу на Куликовом поле, но через два года Москва была сожжена дотла ханом Тохтамышем. Небесным покровителем великого князя являлся святой Дмитрий Солунский, Со времен Дмитрия Донского утвердилась добрая традиция поминать всех павших в битвах в Дмитровскую родительскую субботу - 26 октября
Владимир Андреевич Храбрый (князь Серпуховской, 1358-1410 гг.)
В 1358 г. умер старший брат Владимира, Иван, и пятилетний Владимир cmaл князем. В 1362 г. , восьми лет, принимает участие в походе к Переяславлю. В 1364 г. заключил соглашение с Дмитрием Донским, своим двоюродным братом, по которому обязался слушаться во всем своего старшего брата. С тех пор принимал участие во всех походах Дмитрия Донского, в Куликовской битве командовал запасным полком (вступление в бой которого решило исход сражения). В 1393 г. возглавлял московскую рать в походе па Новгород. Когда великий князь Василий Дмитриевич оставлял Москву для участия в сражениях (в 1395 г. против Тимура и в 1408 г. против Едигея), он доверяв управление ею Владимиру.
Преемственность князей Московских от князей Киевских
Родословное древо.
Содержание «Задонщины» и поход Дмитрия Ивановича.
а) собирание полков
При зачине похода дается характеристика Дмитрия с братом фразеологией «Слова о полку Игореве», но вместо воззвания к соловьиному щекоту Баяна здесь читаем: «Жаворонок птица, в красные дни уже - ха! взыди под синие облаки, воспой славу великого князя Дмитрия Ивановича и брату его Владимира Андреевича». Замена южнорусского соловья «Слова» жаворонком очень удачна. Жаворонок - залесская птица. Неудачно, однако, обращение к его пению в сентябре. Далее собирание полков: «Кони ржут на Москве, бубны бьют в Коломне». В поход вместе с московским великим князем, по сообщению разных источников, выступили его двоюродный брат Владимир Андреевич - князь серпуховско-боровский, князья белоозерский, тарусский, кашинский, брянский, новосильский, ростовский, стародубский, ярославский, оболенский, моложский, муромский и, возможно, другие. Упоминаются также воеводы: коломенский, владимирский, юрьевский, костромской, переяславский; бояре: московские, серпуховские, переяславские, дмитровские, можайские, звенигородские, углические, владимирские, суздальские, ростовские; паны литовские. Князья в «Задонщине» согласны и послушны, притом безымянны, за исключением Дмитрия с братом и двумя Ольгердовичами.
Историческая справка
Ольгерд - великий князь Литовский (1345-1377 гг.)
Сын Гедимина, в 1345 г. стал великим князем Литовским. Во всех делах ему помогал брат Кейстут. Вел успешную борьбу за расширение великого княжества Литовского, в основном за счет русских земель. Принимал участие в битвах с Тевтонским орденом при р. Стреве (к западу от Тракай, 1348) и при Рудвее (1370). В 1363 г. разбил татарские войска у Синих Вод. Попытка заключить союз с ханом Джанибеком против Москвы в 1349 г. была неудачной. Совершил три неудачных похода на Москву - в 1368, 1370 и 1372 гг. В 1377 г. сын Андреи, сидевший в Пологие, а затем изгнанный политическими противниками из Литвы и бежавший в Псков, перешел на службу к. московскому князю. Участвовал в битве на р. Воже « Куликовской битве. Его брат, брянский князь Дмитрий Ольгердович командовал резервом.
Но не было в том походе полков из Нижнего Новгорода, Новгорода Великого, Твери. Чтобы объяснить отсутствие новгородцев в войске Дмитрия, придумано: «Стоят мужи Новгородцы у святыя Софии, аркучи таково слово: «Уж нам, братия, к великому князю Дмитрию Ивановичу на пособь не поспети!»
Цель князя высокая: он не себе ищет славы, как князь Игорь, а свободы для всей Русской земли. Обращение его к князьям наполнено верой в силу объединенного войска: «Братья мои, князья русские, все мы гнездо великого князя Владимира Киевского! Не рождены мы на обиду ни соколу, ни ястребу, ни кречету, ни поганому этому Мамаю!» На протяжении всего произведения звучит рефрен: «За землю Русскую, за веру христианскую». Именно это, по мысли Софония, и явилось причиной победы. Цель похода благородна.
Войско Дмитрия Ивановича вышло в поход в августе 1380 г. Был ясный и тихий день. В Кремле, на площадях и улицах, стенах и башнях стояло множество людей. Жены по обычаю прощались с мужьями «конечным целованием», понимая, что многие из них не вернутся с побоища.
«Кони ржут на Москве, звенит слава по всей земле Русской. Трубы трубят на Коломне, в бубны бьют в Серпухове, стоят стяги у Дона Великого на берегу. Звонят колокола вечевые в Великом Новгороде. Съехались все князья русские к Дмитрию Ивановичу» - так описывает по свежим следам событий Софоний Рязанец в «Задонщине» царившее в те дни настроение национального подъема, воодушевления, готовности жертвовать жизнью за Русь
Колонны войск выходили из Кремля через Никольские, Фроловские (Спасские) и Констаитино-Еленинские ворота. Один из отрядов, включавший ряд полков русских княжеств, шел в Коломну по Брашевской дороге, белоозерские князья со своими силами - Болвановской, сам великий князь - по Серпуховской дороге. «Тогда ведь как соколы, - повествует «Задоншина» - оторвались от золотых колодок, из каменного града Москвы к возлетели под синие небеса и возгремели своими золотыми колокольчиками, хотят ударить на многие стада лебединые и гусиные. Это, братья, не соколы вылетели из каменного града Москвы, это выехали русские удальцы со своим государем, с великим князем Дмитрием Ивановичем, а хотят напасть па великую силу татарскую»
В Коломне, на Девичьем поле, согласно «Сказанию», Дмитрий на смотре войска назначил в полки князей и воевод. 20 августа войско двинулось северным берегом Оки на запад к устью Лопасни. Русские воеводы во главе с Дмитрием, как и до этого, действовали быстро и энергично, по плану, заранее разработанному. Первым из Коломны двинулся с частью войск главнокомандующий великий князь Дмитрий Иванович. Затем к нему присоединились другие князья и бояре, окольничий Тимофей Васильевич Вельяминов. В пути с ними соединились «остаточные» отряды. Через несколько диен, 27 - 28 августа, вес войско переправилось на южный берег Оки, при впадении в нес реки Лопасни. У места переправы князь Дмитрий оставил Тимофея Васильевича - он должен был встретить и привести еще не подошедшие «пешиа рати или конныа».
Путь многочисленного русского войска из Москвы к Дону, к месту встречи с Мамаем, свидетельствует о высоком стратегическом искусстве русских полководцев.
Войско, пройдя на запад от Коломны и повернув на юг от Лопасни, шло по западной окраине Рязанского княжества, предупреждая возможное объединение сил Олега Ивановича рязанского, Ягайла Ольгердовича литовского и, наконец, Мамая.
Историческая справка:
Ягайло - великий князь Литовский (1377-1392 гг.)
В J377 г. стал великим князем Литовским, с 1386 г. - король Польский Владислав II Ягело, родоначальник династии Ягеялоиов- В 1380 г. заключил союз с Золотой Ордой против Московского кияж-еспнш, был союзником Мамая в Куликовской битве. Пояьиншся помощью Тевтонского ордена, которому передал в 1382 г. Жематпиш. В 1392 г. передач власть Витовту, сохранив за собой титул «верховного князя» Литовского.
Маневр, как показали последующие события, полностью оправдал себя. Мамай остался в одиночестве. Олег соблюдал нейтралитет. Московское войско, согласно строгому приказу Дмитрия Ивановича, не обижало население рязанских земель. Ягайло со своим войском попросту опоздал к месту встречи с Мамаем - стремительное передвижение русской рати опередило его действия, сорвало планы союзников. Литовский князь сумел выступить только в 20-х числах сентября.
В «диком поле» к югу от Оки русские ратники шли осторожно - в степи возможны неожиданные нападения ордынской конницы.
Будучи уже к югу от Оки, Дмитрий Иванович, по данным XVI в. , послал «стражей» «в поле под Орду мамаеву». Это были Семен Мелик, Игнатий Крень, Фома Тыпин, Петр Горский, Карп Александров, Петр Чириков «и иные многие нарочитые и мужественные и на то устроенные тамо ведомцы». Их цель была разузнать о местопребывании Мамая, его намерениях. Они добыли «языка», и тот рассказал, что Мамай ждет подхода союзников, не «чает» (не ожидает) быстрого продвижения войска Дмитрия.
Русское войско подошло к Дону 6 сентября. А татарские сторожевые отряды уже столкнулись с русской сторожей. Великий князь Дмитрий и его сподвижники долго совещались у Дона: переходить реку пли оставаться на ее северном берегу и ждать подхода ордынского войска. Одни высказывались за то, чтобы переправиться на западный берег; другие возражали против этого, опасаясь, что русским будут здесь противостоять ордьшеко-литовско-рязанскне силы. Но большинство русских воинов были за переправу через Дон и решительную борьбу с врагом. За это же высказались и основные полководцы. Решимость князя Дмитрия передана в Никоновской летописи такими его словами: «Лутчи было не идти противу безбожных сил (против ордынцев. - В. Б.), нежели, при-шед и ничто же сотворив, возвратиться вспять. Пойдем ныне убо в сен день за Дон и тамо положим головы своя за братию нашу».
в) начало битвы
Перед битвой автор «Задонщпны» рисует грозную картину поля, покрытою несметными полчищами Мамая. Она предстает в красно-черных тонах: «тучи огромные», «кровавые зори». Татары сравниваются с серыми волками, с гусями и лебедями. Русские же предстают в образах благородных и смелых птиц; соколов, кречетов и ястребов.
Дмитрий Иванович не предпринимает никакие шаги, не помолившись Богу. Если в «Слове» сплошные несчастные предзнаменования, то в «Задонщине»: «Солнце ему ясно сияет и путь указует, а Борис и Глеб молитву возносят за сродников своих». Таким образом создается предчувствие, что поход будет удачным.
Перед боем Дмитрий напоминает брату общее их родословие и говорит о крепости русских воевод и дружины, перечисляя их оружие.
Как наша история описывает Куликовскую битву?
Русское войско переправилось в ночь с 7 на 8 сентября на западный берег Дона, у впадения в него реки Непрядвы. Ратники увидели перед собой низменную равнину (здесь в болотцах обитали кулики, отсюда - Куликово поле), несколько поднимавшуюся к югу, в направлении Красного (т. е. красивого) холма. Русское войско расположилось в северной части Куликова поля; в тылу позиции шумели воды Дона, с правого фланга протекала неширокая, но быстрая река Непрядва с ее притоком, с левого - речка Смолка. По обоим флангам протянулись глубокие овраги и густые леса, что не могло не затруднить маневренные возможности мамаевой конницы. Таково было расположение русского войска на правом берегу Непрядвы. Впрочем, имеется точка зрения (В. А. Кучкин), согласно которой битва происходила на левом ее берегу.
Переправа через Дон ясно говорит о продуманной и активно наступательной стратегии русских полководцев. Такой шаг свидетельствовал о решимости бороться до конца, за победу - ведь отступление в случае неудачного хода битвы было бы крайне затруднено, за спиной ратников текла река.
Русские полки заняли боевые позиции: в центре - большой полк, впереди него - передовой и сторожевой, позади - запасной, по флангам - полки правой и левой руки; восточнее полка левой руки в дубраве Дмитрий поставил конный засадный полк. «И выидоша в поле чисто на усть реки Непрядвы, исполчнвея» - русские воины во главе со своими воеводами, как говорит летопись, стали готовиться к сражению. Источники, в соответствии с литературной традицией и в какой-то степени отражая реальные события, сообщают о неких знамениях перед битвой. По одной из версии, князь Дмитрий Иванович и Дмитрий Боброк-Волынец глубокой ночью выехали на Куликово поле между русскими и ордынскими полками. В расположении русского войска стояла тишина («и бысть тихость велия»), В стане врага слышались крики, «стук великий», как будто там передвигались обозы, строились укрепления, звучали трубы.
Русские полководцы, по другой версии, сходят с коней, и, приложив ухо к земле, слышат якобы крики и плач русских и татарских жен. Оба знамения истолковываются в благоприятном для русских духе - онн-де одержат верх, хотя многие из них погибнут.
Утром на Куликовом поле расстилался сильный туман - «мгла великая по всей земле, как тьма». Часам к 11 утра туман, наконец, рассеялся. Затрубили трубы, заиграли зурны, забили барабаны. Трепетали на ветру знамена. Дмитрий Иванович «повелел полкам своим выступати». Сам он снял великокняжеское платье и доспехи и передал их боярину Михаилу Бренку, облачившемуся в них и ставшему под черным с золотом стягом главнокомандующего. Дмитрий Иванович надел платье простого воина и из большого полка перешел в передовой, в первые ряды своих воинов.
* Княже, - убеждали его воеводы, - не становись впереди биться, но стань сзади, или на крыле, или где-нибудь в другом месте!
* Да как же, - отвечал Дмитрий Иванович, -я скажу кому-нибудь: «Братья, встанем крепко на врага!», а сам встану сзади и лицо свое скрою? Не могу я так сделать, чтобы таиться и скрывать себя, но хочу как словом, так и делом прежде всех начать и прежде всех голову положить, чтобы прочие, видя мое дерзновение, так. же сотворили с многим усердием!
Навстречу русскому войску направились полки Мамая. На черных конях и в темных доспехах из буйволовой кожи всадники напоминали черную тучу, надвигавшуюся на ноле сражения. «И бесстрашно вплети две силы великиа, - говорит летописец, - сонимающеся на кровопролитие, на скорую смерть; но татарьскаа бяше сила видети мрачна потемнена, а русская сила видети в светлых доспехах, аки некая великая река лиющеся». Чувствовалось, что оба противника - русские и ордынцы - приготовились к кровопролитному и беспощадному сражению, из которого многие не вернутся живыми.
г) бой Челубея и Пересвета
Воины той и другой стороны встали друг против друга; «и не было места, где им расступиться, и страшно было видеть две силы, сходящиеся на кровопролитие».
Сражение началось, как говорит предание, записанное в 16 веке, поединком – из татарских рядов выехал богатырь Челубей, из русских – инок Пересвет в монашеской мантии. Разогнав коней, они ударили копьями, и оба упали замертво. («И спадоша оба на землю мертви, и ту конець приаша оба»). Битва началась.
Историческая справка:
Пересвет Александр (ум. 1380) – монах Троице-Сергиева монастыря. Герой Куликовской битвы.
Враг обрушился всей мощью на передовой полк и, несмотря на его героическое сопротивление и собственные потери, уничтожил его.
д) Дмитрий Иванович в бою
Находившийся среди воинов передового полка Дмитрий Иванович «прежде всех стал на бой и впереди с татарами много бился». Его со всех сторон обступили враги, доспехи Дмитрия были избиты, самого его «много по голове и по плечам и по животу били и кололи и секли, но не спасся он от смерти». Дмитрий Иванович, как стало потом известно из рассказов тех воинов, с которыми он бился бок о бок против врага, был тяжело ранен. По известиям 16 века, его дважды сбивали с коня. Князя видели, когда он бился то с двумя, то с тремя ордынцами. Весь избитый, израненный, он пешком добрался до срубленного дерева и лежал под ним, пока его не нашли два «простых воя», костромичи родом. Когда к нему после боя подъехал Владимир Андреевич, Дмитрий едва смог подняться на ноги. Ничего этого не описывается в «Задонщине».
Ордынцы ворвались в ряды большого полка, завязалась кровопролитная сеча – «и была брань крепкая и сеча злая, и лилась кровь, как вода, и падало мертвых бесчисленное множество от обеих сторон, от татарской и русской. Не только оружием убивали, но и под конскими ногами умирали, от тесноты великой задыхались, потому сто не могло вместиться на поле Куликовом, между Доном и Мечой, такого множества сошедшихся сил».
е) потери русских
Несмотря на героическую, бесстрашную борьбу русских, «начата татарове одолевати». Они прорвались к тому месту, где в богатом великокняжеском одеянии стоял Михаил Бренк. Он храбро сражался и пал в бою. Враги подрубили древко великокняжеского знамени. Но, несмотря на тяжелые потери, большой полк не дрогнул, стоял насмерть. Его поддержали владимирские, суздальские дружины воеводы Тимофея Васильевича Вельяминова. Они восстановили порядок, великокняжеское знамя по-прежнему развевалось над поредевшими колоннами большого полка.
Не сумев одержать верх в центре, Мамай перенес главный удар на правый фланг русского войска, но и здесь не удалось сломить русских воинов Наконец, яростная и страшная атака мамаевой конницы смерчем обрушилась на полк левой руки. Наступили самые драматические минуты побоища. Левый фланг медленно отступал к Непрядве, вражеская конница устремилась вперед, не устоял и резервный полк. Мамай, наблюдавший за ходом кровопролитной битвы, уже торжествовал скорую победу - его конница обходила с фланга русский центр. Она рвалась в тыл к переправам, чтобы отрезать русским путь к отступлению.
ж) вступление в бой засадного полка
В этот критический момент неожиданно для врага вступил в бон засадный полк Владимира Андреевича н Дмитрия Михайловича Боброка-Волынца. Летописи сообщают о нетерпении воинов, стремившихся поскорее вступить в бон, прийти на помощь сражающимся и гибнущим собратьям. Но «мудрый и удалой воевода» князь волынский Дмитрий Михайлович останавливал их, ждал урочного часа. Долгожданный момент наступил во второй половине дня, когда уже несколько часов длилось сражение.
Час приде, и время приближеся! Дерзайте, братья и други- крикнул Боб-рок-Волынец, и свежая русская конница вихрем вырвалась из дубравы. Как «соколы на стада гусиные» налетели русские воины на ордынцев. Удар во фланг и тыл врага был настолько стремителен и страшен, что враг был смят и разгромлен. Часть вражеской конницы бросилась бежать к Непрядве и потонула в ее волнах, другая - к югу, смяв на пути собственную же пехоту.
Появление свежих русских сил, предусмотрительно поставленных русскими полководцами в засаде, повергло в ужас воинов Мамая. Перелом в ходе битвы в памяти народной остался связанным именно с дубравой. Предания гласят, что она выросла за одну ночь, чтобы скрыть до поры до времени от врага ратников Дмитрия Ивановича. Эти легенды, родившиеся в народной молве, отразили общее убеждение, что сама земля Русская встала на защиту Отечества от поработителей.
Все русские полки, воодушевленные натиском засадного полка, перешли в наступление: «. и побежали полки татарские, а русские полки за ними погнались, били и секли. Побежал Мамай с князьями своими в малой дружине. И гнали их до реки Мечи (Красивой Мечи- В. Б.), а конные полки гнались до станов их и захватили имения и богатства их много».
Итоги битвы
Войско Мамая было разгромлено наголову и перестало существовать. Его жалкие остатки прибежали в Орду. Некогда всесильный властитель Мамай потерпел вскоре новое поражение, на этот раз от хана Тохтамыша, и затем был убит и Кафе (Феодосии) своими бывшими союзниками - итальянцами.
Русские воины во главе с Дмитрием Ивановичем, прозванным после Куликовского побоища Донским, восемь дней оставались на месте, торжествуя победу над врагом. Усилия их самих, отцов и дедов, героическая битва всей Северо-Восточной Руси дали свои плоды - извечный враг русского и многих других народов, им покоренных, потерпел такое сокрушительное поражение, которое решающим образом сказалось на последующих исторических судьбах Золотой Орды и Руси, их взаимоотношениях.
Русские понесли большие потерн, о чем в «Задонщине» говорится с большой горечью, перечисляются имена погибших князей и воевод. Печаль русской земли о погибших предается, как и в «Слове», с помощью плача.
После этого идет похвала Владимиру Андреевичу, повернувшему бон к победе. Картина поражения татар и веселия русской земли - всё это скомпоновано из мозаичного подбора образов «Слова о полку Игореве». Заключительная речь Дмитрия Ивановича характерна для этой эпохи: «И сказал князь великий Дмитрии Иванович: «Братия, князи и бояре. ,суждено вам то место меж Доном и Днепром, на поле Куликове, на реке Непрядве, и положили вы головы своя за святые церкви, заземлю русскую, за веру христианскую».
Таким образом, «Задонщина» достаточно объективно показала ход Куликовской битвы, но образ Дмитрия Донского не главный в этом произведении. Особенно ярко предстает перед нами князь Владимир Андреевич, Дмитрий же показан как человек, объединивший русских князей для борьбы с ордынскими полчищами.
В истории личность и деяния Дмитрия Донского оцениваются историками так:
Соловьев С. М. :
«В 1389 г. умер великий князь московский Дмитрий, еще только 39 лет от рождения. Дед, дядя и отец Дмитрия в тишине приготовили богатые средства к борьбе открытой, решительной. Заслуга Дмитрия состояла в том, что он умел воспользоваться этими средствами, умел развернуть приготовленные силы и дать им вовремя надлежащее употребление. Лучшим доказательством особо важного значения, придаваемого деятельности Дмитрия современниками, служит существование особого сказания о подвигах этого князя, особого, украшенного написанного жития его. Наружность Дмитрия описывается таким образом: «Бяше крепок и мужествен, и телом велик, и широк, и плечист, и чреват вельми, и тяжек собою зело, брадою ж и власы чернь, взором же дивен зело».
Важные следствия деятельности Дмитрия обнаруживаются в его духовном завещании, в нем встречаем неслыханное прежде распоряжение: московский князь благословляет своего сына Василия великим княжением Владимирским, которое зовёт своею отчиною. Донской уже не боится соперников для своего сына ни из Твери, ни из Суздаля. Кроме Василия у Дмитрия оставалось еще пять сыновей: Юрий, Андрей, Петр, Иван и Константин. Завещатель выражает надежду, что сыновья его перестанут давать выход в Орду.
Говоря о важном значении княжения Дмитриева в истории Северо-Восточной Руси, мы не должны забывать о деятельности бояр московских: они, пользуясь обстоятельствами, отстояли права своего малолетнего князя и своего княжества, которым и управляли до возмужалости Дмитрия. Последний не остался неблагодарен людям, которые так сильно хотели ему добра; доказательством служат следующие места жития его, обнаруживающие всю степень влияния бояр на события Дмитриева княжения. Чувствуя приближение смерти, Дмитрий, по словам сочинителя жития, дал сыновьям следующее наставление: «Бояр своих любите, честь им достойную воздавайте против их службы, без воли их ничего не делайте».
Киселев А. Ф. :
«Княжение Дмитрия Донского ознаменовано мощным подъемом самосознания великорусского народа. Этот всплеск совместных усилий «Власти» и общинной «Земли» был вплотную связан с освободительными устремлениями русских людей. Заслуга Дмитрия и митрополита Алексия состоит в том, что они поняли эти устремления и поставили себя на службу общенациональным интересам. Дмитрий Донской стал первым политиком, действия которого определялись государственными интересами. Постановка новых политических проблем повлекла за собой и новые подходы к их решению. Союз северо-восточных русских княжеств, основанный на принципах совета и взаимопомощи, показал свою силу в Тверском походе, в битве на реке Воже и в Куликовском сражении.
Почти все политическое завещание Дмитрия Ивановича рассчитано на перспективу. В нем в форме юридических установлений даны готовые решения конкретных политических проблем, которые еще только возникнут спустя годы. Забота Дмитрия о том, что будет после него, выделяет его духовную грамоту из всех других завещаний московских князей.
Многие положения духовной грамоты Дмитрия Донского еще долгое время оставались актуальными. Не случайно, по описи архива посольского приказа, сделанной в 17 веке, списков духовной грамоты Дмитрия больше, чем списков других документов. Но в истории образ Дмитрия Донского остался не столько как законника и разработчика общественно-политических идей, сколько как князя-воина, поднявшего свой народ на борьбу с ненавистным игом.
Вера князя в окончательное освобождение Руси от татарского ига также получила свое отражение в его завещании. В нем после подробного перечисления сумм, которые можно собрать с московских владений для ордынской дани, записано: «А переменит Бог Орду, дети мои не имут давати выхода в Орду». Эта вера Дмитрия Донского не была лишена оснований и через некоторое время воплотилась в реальность».
Юрганов А. Л. :
«Слава его как князя несравнима ни с чьей. Даже Александр Невский «проигрывает» - ведь с главным врагом Руси, монголами, он не боролся, а сотрудничал.
Дмитрий Донской смотрел в будущее. В отличие от деда, он, борясь с тверскими князьями, главной своей целью считал освобождение страны от Орды. Если в эпоху Ивана Калиты действия тверских князей представляли собой альтернативу политике Москвы, то во времена Дмитрия Донского Тверь оказалась противником курса московских князей на освобождение от ига и объединение страны. Драматична эта метаморфоза. После Куликовской битвы Москва из центра сильнейшего княжества северо-востока Руси стала признанной национальной столицей, объединяющей вокруг себя русские земли. В завещании Дмитрий Донской передал сыну княжество как свою «вотчину», не упоминая в этой связи Орду. Ясно была подчеркнута им перспектива падения ига («переменит Бог Орду»). В эту эпоху наступил великий этап общественного самосознания».
Но главное, в чем сходятся все истории, это в том, что благодаря Дмитрию Донскому борьба с игом монгольских ханов обрела мощное нравственное звучание, став борьбой национальной за свободу и независимость.
К самому концу XIV – началу XV века относятся два произведения, описывающие Куликовскую битву, самое большое и важное событие эпохи татарского ига , показавшее русским людям, что есть надежда и возможность освободиться от ненавистной татарщины. [См. на нашем сайте краткое и описание Куликовского сражения.]
Задонщина, Сказание о Мамаевом побоище. Лекция А. Н. Ужанкова
В летописи мы находим сухой исторический рассказ этого события, литературно же оно отразилось в «Сказании о Мамаевом побоище» [см. его полный текст и анализ ] и в «Задонщине» [см. полный текст ]. Оба эти произведения написаны определенно под влиянием «Слова о полку Игореве ». Они напоминают его по своему плану, строению; в некоторых местах видно просто подражание.
Возможно, эти два произведения являются переработкой одно другого, возможно также, что написаны они самостоятельно. Автором «Задонщины» считают Софрония, родом рязанца, бывшего свидетелем битвы. Но и в «Задонщине» есть анахронизмы, исторические неточности; так, например, здесь говорится, что союзником Мамая был литовский князь Ольгерд , который, на самом деле, умер за 3 года до Куликовской битвы.
В Задонщине еще больше, чем в «Сказании», чувствуется подражание «Слову о полку Игореве». Во вступлении «Слова» его автор обращается к вещему певцу Бояну. Автор «Задонщины» вместо Бояна обращается к «вещему боярину», не разобрав, очевидно, того, кто такой был Боян.
Известную фразу, дважды повторяющуюся в «Слове»: «о, русская земля, уже ты за шеломенем еси!» (о, русская земля, ты уже за холмом) – автор «Задонщины» растолковал по своему. Выражение «за шеломенем» он перевел – «за Соломоном »: «земля еси русская, как еси была доселе за царем за Соломоном, так буди и нынеча за князем великим Дмитрием Ивановичем ».
«Задонщина» короче «Сказания», в ней меньше подробностей, но язык ее лучше, проще. Чувствуется большое патриотическое воодушевление по поводу национальной победы русских над татарами.
Очень красива и торжественна картина прощания князя Дмитрия со своими убитыми воинами, усеявшими Куликово поле. После битвы князь и воевода «стали на костех». «Грозно и жалостно, братие, в то время смотрети, еже лежат трупы христианские у Дона великого на березе, аки сенные стоги, и Дон река три дни кровию текла».
Поле Куликово. Стояние на костях. Художник П. Рыженко
Прощаясь с падшими в бою, князь Дмитрий сказал: «братия, князи и бояре и дети боярские! То вам сужено место меж Доном и Днепром, на поле Куликовом, по речке Непрядве; и положили есте головы своя за святыя церкви, за землю Русскую, за веру христианскую. Простите мя, братия, и благословите!»
Исторически это место – неверно. Известно, что во время Куликовской битвы князь Дмитрий был серьезно ранен, его увезли в тяжелом состоянии и он, конечно, не мог держать эту речь убитым воинам. Но историческая неточность не умаляет красоты этой сцены.