"На фото — бывший советский дипломат, приговоренный на родине к смертной казни за государственную измену, отдыхает с сыном, дочерью и внуком. В 1978 году Шевченко, тогда заместитель Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности, взял самые необходимые вещи и ушел из своей нью-йоркской квартиры, пока жена спала. Первый перебежчик — советский дипломат, он был чиновником самого высокого ранга из числа перешедших на Запад в годы Холодной войны.
Уроженец украинской Горловки, Шевченко с красным дипломом окончил МГИМО, защитил диссертацию, и главное — познакомился в стенах вуза с сыном видного дипломата Громыко. Молодой друг семьи был вхож в дом, а его жена, Леонгина Шевченко дарила любившей подношения и влиявшей на мужа жене Громыко-старшего презенты, в том числе и бриллиантовую брошь. Карьера дипломата Шевченко пошла в гору: с1956 года он работал в Отделе Международных Организаций МИД СССР, к 1970-му году вырос до должности личного советника министра иностранных дел Громыко, в 1973 был назначен на должность заместителя Генерального Секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности ООН в ранге Чрезвычайного и Полномочного Посла СССР.
Спустя два года после назначения в ООН Шевченко стал сливать советские тайны американцам. Контрразведка подозревала его, но прямых доказательств не было. По воспоминаниям сослуживцев, Шевченко злоупотреблял спиртным и имел многочисленные связи с подчиненными и проститутками, но на все замечания отвечал: "Мне ничего не грозит, пока Громыко у власти". Однако когда в 1978 году Аркадия Шевченко вызвали в Москву, он решил остаться в Штатах.
Жену изменника под руки довели до самолета. Через месяц она покончила с собой: исчезла из дома, а спустя три дня сын нашел ее тело в шкафу. Вдовец тем временем жил припеваючи, имел два дома в США и один на островах. В девяностых женился на русской эмигрантке на двадцать лет младше себя. Та его быстренько обанкротила, и скончался Аркадий Шевченко от цирроза печени в одиночестве в полупустой съемной квартире."
Из воспоминаний сына сбежавшего посла Геннадия ШЕВЧЕНКО .
В книге «Разрыв с Москвой» (1985), переведенной на многие языки, отец пишет, что, приобщившись к номенклатуре в 1973 году, он возненавидел режим, который действовал в интересах узкой партийной элиты. «Стремиться к новым благам становилось скучно. Надеяться, что, поднявшись еще выше, я смогу сделать что-нибудь полезное, было бессмысленным. А перспектива жить внутренним диссидентом, внешне сохраняя все признаки послушного бюрократа, была ужасна. В будущем меня ожидали борьба с прочими членами элиты за большой кусок пирога, постоянная слежка КГБ и беспрестанная партийная возня. Приблизившись к вершине успеха и влияния, я обнаружил там пустыню».
Бриллиантовая брошь
Отец был весьма честолюбивым человеком и переживал, что своим назначением в ООН был обязан жене, подарившей, как он говорил, за этот пост супруге Громыко брошь с 56 бриллиантами. Не раз он повторял мне: «Но ведь посланником я стал сам!» В те времена недостаточно было быть талантливым человеком (отец закончил МГИМО с красным дипломом) для достижения высшего дипломатического ранга и поездки в хорошую страну, нужно было иметь высоких покровителей или делать подарки. Заместитель начальника службы безопасности МИДа полковник КГБ И.К. Перетрухин вспоминает, что (по свидетельству очевидцев) Лидия Дмитриевна Громыко «многие десятилетия оказывала серьезное влияние на расстановку дипломатических кадров в министерстве своего мужа. К тому же она была большой любительницей принимать различного рода подношения, особенно при поездках за границу». Не гнушались принимать дорогие подарки и высокие международные чиновники. Отец, например, подарил старинный серебряный самовар (его купила бабушка в комиссионном магазине в Москве) генеральному секретарю ООН Курту Вальдхайму.
В мемуарной литературе модна версия: ЦРУ или ФБР поймали отца с помощью проститутки. Эту же версию выдвигают и бывшие сотрудники КГБ. Но она не имеет под собой никаких оснований. Отец пошел на такой шаг обдуманно и самостоятельно, отказавшись от работы в Международном отделе ЦК КПСС и от поста главы делегации СССР в Комитете по разоружению в ранге посла (Женева).
В США ему пришлось - с 1975 по 1978 годы - работать на ЦРУ. Однако, издав книгу и получив миллион долларов, он стал самостоятельной фигурой, профессором американского университета, читал лекции американским бизнесменам - за каждую получал до 20 тысяч долларов США, - и за ним специально прилетал самолет. Он писал статьи для Британской энциклопедии, многих газет и журналов. Ему присылали на рецензии книги многих видных дипломатов. Кстати, и мемуары бывшего посла в США А.Ф. Добрынина.
В своей книге отец подробно рассказал о своем сотрудничестве с ЦРУ и дал нелицеприятные характеристики почти всем высшим руководителям советского государства, видным дипломатам и сотрудникам КГБ. Он регулярно информировал ЦРУ о разногласиях между Брежневым и Косыгиным по поводу отношений СССР и США, сообщал, какие указания получал посол Добрынин, какую позицию займет Советский Союз на переговорах по ограничению стратегических вооружений и на какие уступки он может пойти, предоставлял подробную информацию о степени готовности СССР участвовать в событиях, связанных с боевыми действиями в Анголе, совершенно секретные сведения о советской экономике и даже доклады о быстро сокращающихся запасах нефти на месторождениях в Волжско-Уральском районе. Высокопоставленный сотрудник ЦРУ Олдрич Эймс, завербованный в 1985 году советской разведкой и разоблаченный в 1994-м, признал, что Шевченко имел невероятный доступ к информации. ЦРУ только задавало вопросы. Отец выдал США всех агентов КГБ за рубежом, каких знал. Начальник службы безопасности МИД СССР, полковник КГБ М.И. Курышев говорил мне: «Ваш отец нанес СССР больший ущерб, чем полковник ГРУ Пеньковский, работавший на ЦРУ и английскую разведку». И добавил, что, несмотря на постоянную охрану, состоящую из четырех агентов ФБР, они легко могли убрать Шевченко, если бы только Политбюро ЦК КПСС позволило. Однако шпионов, выданных отцом, американцы просто высылали из страны. А тех, кого выдавал Эймс, в СССР расстреливали, как, например, генерал-лейтенанта ГРУ Полякова, работавшего на ЦРУ с 1961 по 1986 годы.
А был ли помощник?!
После побега отца советское руководство было в шоке. Рассматривался даже вопрос о разрыве дипломатических отношений с США. Однако до этого у КГБ СССР не было прямых доказательств сотрудничества отца с ЦРУ. Подозрения резидента КГБ в Нью-Йорке Ю.И. Дроздова не принимали во внимание.Уже в 1975-1976 годах, пишет он, «мы чувствовали, что в составе советской колонии в Нью-Йорке есть предатель... Круг осведомленных сузился до нескольких человек. Среди них был и Шевченко (Дроздов не называет других фамилий, но подозревали еще двух высокопоставленных дипломатов - постоянного представителя СССР при ООН О.А. Трояновского и посла СССР в США Добрынина. - Г.Ш.). Кто-то из друзей Шевченко в нашей службе даже официально потребовал от нас прекратить за ним наблюдение... Я не выполнил это требование Центра... Каждый раз, когда поступали данные о Шевченко, в том числе и из американских кругов, мы направляли их в Центр. В управлении внешней контрразведки, в подразделении О.Д. Калугина, их принимали весьма неохотно». Как известно, в 2002 году бывший генерал КГБ Калугин был заочно осужден за измену родине, правда, к высшей мере в России уже не приговаривали.
Когда министра Громыко спросили, кого он подозревает в измене, он ответил: «Шевченко вне всяких подозрений». Перед тем как отозвать отца в Москву в апреле 1978-го, Громыко даже «пробил» у Брежнева специальную должность - заместитель министра по вопросам разоружения. А позже, как пишет посол О.А. Гриневский, отвечая на вопрос Андропова, Громыко не смог вспомнить, был ли у него помощник по имени Шевченко. И когда заместитель начальника Второго главного управления КГБ СССР (контрразведка) положил на стол своего шефа семейные фотографии, изъятые при обыске на квартире у Шевченко - он вместе с женой поедает шашлыки на даче у Громыко, - Андропов только пробормотал: «Ах, Андрей Андреевич!» Но ведь и в самом деле Шевченко не был помощником Громыко, он был его доверенным советником, в том числе по связям с КГБ. Через него на стол министра попадали особо важные документы из этого ведомства. Такими советниками всегда становились близкие люди Громыко. Например, А.М. Александров-Агентов, ставший затем помощником четырех генеральных секретарей ЦК КПСС, В.М. Фалин - посол в ФРГ, потом секретарь ЦК КПСС, заведующий международным отделом ЦК КПСС и последний распорядитель фонда партии.
Дроздов вспоминает, как председатель КГБ Андропов сказал ему летом 1978 года: «В деле с Шевченко ты был прав, я прочитал все материалы. Это наша вина. Наказывать тебя за него никто не будет, но и Громыко... тоже снимать не будем».
Интересно, что в 1976 году, когда отец уже год работал на ЦРУ, моя мама водила жену Громыко по магазинам Нью-Йорка и покупала ей на деньги отца дорогие подарки. Как отмечает контрразведчик Перетрухин, моя мама чаще через других пересылала дорогие вещи жене министра для перепродажи в Москве по основательно завышенным ценам. Возможно, что покупалось это на деньги ЦРУ!
Весной 1978 года я, атташе отдела международных организаций МИД СССР, находился во временной загранкомандировке как эксперт делегации СССР в Комитете по разоружению. 9 апреля меня вдруг оформили дипкурьером - мол, необходимо срочно доставить в Москву секретный пакет. В сопровождении третьего секретаря представительства В.Б. Резуна я прилетел в Москву, и мне сразу же сообщили, что мой отец остался в США.
О Резуне я вспомнил через несколько месяцев, когда услышал сообщение западных радиостанций о том, что майор ГРУ Резун, сбежавший из Женевы в Англию, заявил: «Сын заместителя генерального секретаря ООН Аркадия Шевченко, оставшегося в США, Геннадий является моим лучшим другом». Меня вызвали в службу безопасности МИДа, показали несколько фотографий. Резуна я узнал с трудом, ведь наше знакомство было кратковременным - несколько часов полета. А потом - столько бурных и страшных событий: потеря отца, фактическое увольнение из МИДа, смерть мамы, конфискация имущества и т.д. Неудивительно, что о встрече с каким-то Резуном я даже не вспоминал.
Но если бы КГБ уже тогда подозревал Резуна в шпионаже, едва ли его направили бы сопровождать сына Шевченко. Это был очередной прокол наших спецслужб. Сейчас Резун (Суворов), кажется, не упоминает о нашей встрече в 1978 году ни в одной из своих книг. А тогда, после своего побега из Женевы, сенсационное «дело» А.Н. Шевченко придавало «вес» никому не известному майору ГРУ.
«Так пахнет нафталин»
6 мая 1978 года мне позвонила поздно вечером сестра Анна, которая жила с бабушкой в квартире родителей на Фрунзенской набережной. Сказала, что мама пропала, оставив записку следующего содержания: «Дорогой Анютик! Я не смогла поступить иначе. Врачи тебе все объяснят. Жаль, что бабушка не позволила мне умереть дома». Утром сразу позвонил в службу безопасности МИДа М.И. Курышеву и рассказал ему о случившемся. КГБ тут же организовал поиски. На всякий случай были проверены все аэропорты. Я с сотрудниками КГБ поехал на нашу дачу в поселке Валентиновка. Ключей не было, пришлось взламывать мощные дубовые двери. Но все поиски были безрезультатными.
8 мая сестра опять позвонила мне, сказав, что в квартире какой-то странный запах. Она была одна дома, так как мама еще 5 мая попросила бабушку погостить у родственников в Химках. Приехав, я сразу вызвал милицию из районного отделения. Участковый никакого странного запаха не почувствовал, сказал: «Так пахнет нафталин». После его ухода я решил сам обследовать квартиру и довольно быстро обнаружил, что запах идет из большого стенного шкафа. Мы снова вызвали милицию. Приехавший капитан, открыв двери шкафа, снова сказал, что никакого запаха, кроме нафталина, он не чувствует. Тогда я сам стал раздвигать шубы, дубленки. Шкаф был очень глубокий, и одежды висело много... И вдруг в углу я наткнулся на холодную руку мамы и выскочил из шкафа как ошпаренный. Дальнейшее происходило как в тумане. Приехали работники прокуратуры, врачи, а затем представители КГБ.
Я стал заниматься организацией похорон. Позвонил Курышеву, сказал, что из политических соображений похоронить маму следовало бы на Новодевичьем кладбище. Он связался с Громыко, но министр ответил, что в данном случае без постановления ЦК КПСС не может решить вопрос о захоронении на таком кладбище. Громыко поручил начальнику управления делами МИДа организовать похороны на Новокунцевском кладбище (филиал Новодевичьего). Проводили маму в последний путь родственники, представители МИДа и КГБ. Звучал гимн Советского Союза...
Через несколько дней после похорон мамы в нашу квартиру пришли следователи КГБ (около десяти человек) во главе с начальником группы следователей следственного отдела КГБ СССР майором О.А. Добровольским. Они были поражены: не квартира, а музей! Наша большая четырехкомнатная квартира была заставлена уникальной старинной мебелью и дорогими предметами антиквариата.
Бабушка тут же запротестовала: «Это все мое! Я купила все это в Австрии и Румынии в сорок восьмом и сорок девятом». Я промолчал, но точно знал, что весь антиквариат приобретен на деньги отца, когда его назначили на пост заместителя генерального секретаря ООН, причем основные ценности были куплены в 1975-1977 годах, когда он уже сотрудничал с ЦРУ.
Изделия с бриллиантами, рубинами, изумрудами, сапфирами и из золота (в описи имущества они указывались как камни белого, красного, зеленого и синего цветов, золото - металл желтого цвета) были оценены смехотворно низко, по крайней мере в 2-3 раза дешевле их реальной стоимости.
В стенном шкафу за деревянными панелями нашли 12 икон рублевской школы с золотыми и серебряными окладами и старинный алтарь из металла желтого цвета с эмалью (так значилось в описи имущества). Майор Добровольский спросил меня, сколько приблизительно может стоить одна такая икона. Я ответил: «От 500 до 2000 рублей, а возможно, и гораздо больше. Точно может определить только специалист». Однако в описи все иконы и алтарь были оценены скопом ровно в 500 рублей. Я очень удивился, и Добровольский несколько смущенно ответил: «Мы перепишем позднее данный пункт».
А я позднее узнал, что следователи МВД и КГБ специально оценивали конфискованные вещи очень низко, для того чтобы их начальство могло скупить все по дешевке. К слову, Андропов, как известно, интересовался современной живописью, а вот Щелоков собирал старинные вещи, в том числе и иконы.
Носильные вещи (в основном новые), дорогие шубы (чернобурки и норковые), дубленки, горжетки из чернобурки и песца, отрезы на пальто и платья, сотни метров тюля были оставлены в квартире, и меня назначили ответственным за их хранение. Потом все было изъято районным судебным исполнителем, КГБ такое не интересовало.
Правда, Добровольский спросил: «А где толстая золотая цепь, которая на этой фотографии вашей матери?» «Ее надо искать в квартире Громыко или Кузнецова», - ответил я.
Во время обыска, который проходил три дня, Добровольский несколько раз звонил начальству и консультировался, в каком объеме нужно производить конфискацию. В целом, по стоимости была конфискована половина вещей, находящихся в квартире отца, на сумму около 250 тысяч рублей.
А осенью 1978-го Курышев сообщил мне, что мой отец приговорен Верховным судом РСФСР к высшей мере наказания (заочно) с полной конфискацией лично принадлежащего ему имущества.
«Искать надо жопу»
Во время длительного вынужденного отпуска я решил попробовать добиться разрешения остаться на любимой работе. Попросил бабушку позвонить Лидии Дмитриевне Громыко, которая часто бывала в гостях у родителей, и спросить, можно ли мне остаться на работе в невыездном отделе министерства или хотя бы временно поработать в отделе международных организаций, чтобы успеть сдать кандидатский минимум в МГИМО МИД СССР. Громыко разрешил мне временно остаться в отделе. Кстати, сразу же после звонка бабушки у министра сменили номер телефона.
Через некоторое время меня вызвал к себе Курышев. Его отношение ко мне явно изменилось. До указания Громыко полковник КГБ говорил, что не позволит даже министру оставить меня на работе в МИДе, а теперь предложил временно продолжать трудиться в моем же отделе и одновременно подумать, где бы я хотел работать. МИД и МГИМО исключались. В качестве вариантов предлагались Совет Экономической Взаимопомощи (СЭВ) и международный отдел профсоюзов. Мне не хотелось больше быть чиновником. Поэтому я сказал, что подумаю.
В отделе международных организаций МИД СССР в это время работал второй секретарь, который два раза в год ездил в Женеву на переговоры по ограничению стратегических вооружений. У него были большие неприятности - его родная сестра вышла замуж за итальянца, и он не сообщил об этом в КГБ. В результате его уволили из МИДа, и, когда он узнал что я, сын изменника родины, еще работаю в отделе, его удивлению не было границ. Вообще реакция моих коллег была неоднозначной.
Со мной не побоялся поздороваться за руку посол по особым поручениям Л.И. Менделевич - один из самых светлых умов министерства. А другие сотрудники нашего отдела, завидев меня в коридоре, перебегали в параллельный коридор. Я понимал, это не их вина. Это система. Как-то я встретил в МИДе и своего бывшего начальника в Женеве, посла В.И. Лихачева. Он со мной поздоровался, однако был весьма удивлен, пожалуй, даже шокирован. Видимо, думал, что я буду очень далеко от МИДа работать.
Конечно же, меня уже не допустили к секретным и совершенно секретным документам, занимался я в основном подготовкой различных справок и других документов для руководства. И не терял надежды остаться на работе в МИДе. С этой целью я попытался пробиться на прием к Громыко, кабинет которого находился на седьмом этаже, тремя этажами ниже нашего отдела. В большой приемной сидел старший помощник министра, посол В.Г. Макаров. Когда я вошел, он сделал вид, что не узнает меня, пробурчал: «Что вам угодно?» «Я хотел бы попросить вас, Василий Георгиевич, чтобы вы передали Андрею Андреевичу мою просьбу принять меня». - «Да кто вы такой, чтобы вас принимал министр?! Он принимает только ответственных работников! Идите отсюда». «Ну что ж, - подумал я, - найду другой способ передать просьбу министру».
Тогда наш отдел курировал первый заместитель министра, член ЦК КПСС Г.М. Корниенко. Я попросил Георгия Марковича передать мою просьбу министру оставить меня на работе в МИДе без права выезжать за рубеж. Через неделю он сообщил, что министр предложил мне пока устраиваться в Институт государства и права, а там посмотрим.
Я попросил Корниенко помочь мне устроиться в Институт США и Канады к академику Г.А. Арбатову или в Институт мировой экономики и международных отношений к Н.Н. Иноземцеву. Арбатов отказал, сославшись на то, что в его институте бывает слишком много иностранцев. Иноземцев отказал без объяснений.
У меня не осталось никакого выбора, как работать в институте права. Однако процесс моего оформления затянулся, так как директор института, член-корреспондент АН СССР, поставил условием моего приема на работу смену фамилии и высокое поручительство. Как грубо выразился Курышев: «Надо искать жопу». Я его сразу не понял, и он пояснил: «Я имею в виду поручителя, который будет отвечать за вас, если вы поведете себя не так, как надо». Тогда мне никто не сказал, кто же за меня поручился. Только через много лет, в начале 90-х, я узнал, что это был посол, доктор юридических наук, профессор О.Н. Хлестов. Тогда он был членом Коллегии МИД СССР, заведующим договорно-правовым отделом.
Дела семейные
Как мне рассказывали, с того момента, как мой отец остался в США, обо всем, что происходило в нашей семье, докладывали лично председателю КГБ Андропову. Видимо, поэтому у меня не было проблем с восстановлением прописки в квартире отца, защитой диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук, получением доступа к материалам «для служебного пользования», необходимым для научной работы, с поиском рецензентов моих научных монографий и т.д. В андроповские времена детей предателей не наказывали, а наоборот, если они вели себя патриотически, поощряли. Хотя, я думаю, лишь в том случае, если они входили в круг элиты.
Конечно, помощь со стороны КГБ, скорее, объяснялась высокими связями отца, да еще тем, что, оставшись в США, он шантажировал руководство СССР, мол, выдаст все, если тронут его детей. Ему не разрешили помогать детям материально, однако гарантировали, что они не пострадают в результате его поступка.
Хотя я сменил фамилию и отчество, все в институте знали, кто я такой. Несмотря на то что Курышев сказал мне: «Когда будете заполнять анкету в отделе кадров, укажите в ней любых родителей, придумайте. Мы наврем для вашего же блага».
Юристы КГБ СССР долго ломали голову, как можно разменять нашу квартиру, но так ничего и не придумали. Ведь формально паевой взнос принадлежал отцу, дополнительной мерой наказания которого была полная конфискация лично принадлежащего ему имущества. Следовательно, проживать в его квартире мы имели право (в Конституции СССР было закреплено право на жилище), а вот разменять ее не могли.
Тогда я обратился в Верховный суд СССР. Верховный судья по гражданским и жилищным делам П.Я. Трубников сказал, что у нас есть один выход: конфискация пая и его выплата по новой. Было принято соответствующее решение. Мы выплатили около 11 тысяч рублей и получили возможность искать варианты размена.
В начале 1989 года из КГБ мне сообщили, что в МИД поступила дарственная от отца в пользу моей сестры на дачу в поселке Валентиновка. Правда, отец указывал, что и я имею право проживать там. Однако я знал, что это не имело юридического значения и я в любой момент могу лишиться дачи, которую нам оставили, потому что я предложил следственным органам конфисковать деньги на одной из сберкнижек вместо дачи. Необходимо было написать официальное письмо на имя начальника консульского управления МИД СССР, в котором указать, что я возражаю против официального заверения этой дарственной министерством. Через некоторое время я получил отказ. Было ясно, что подобное решение не могло быть принято без санкции Шеварднадзе и оно было продиктовано политическими соображениями, которыми всегда руководствовался министр. Я снова обратился в КГБ, и мне ответили: «Мы не в силах что-либо сделать. Кто мы по сравнению с тем, кто принял решение?»
Подставная жена?
В апреле 1985 года был завербован КГБ за огромные деньги (ему было передано наличными в общей сложности порядка 2,5 миллиона долларов США) начальник отдела ЦРУ по советским делам Эймс. Если и не он первым завербовал Шевченко, то некоторое время был его куратором. Интересно, что отец получил от ЦРУ примерно такую же сумму, как и Эймс от КГБ, и имел пожизненную пенсию только от ЦРУ в 5000 долларов США в месяц. Не была ли вербовка Эймса своеобразной местью КГБ за побег Шевченко?
В феврале 1992 года, как только моей сестре Анне разрешили выехать в США, отец женился на советской гражданке, которая была моложе его на 23 года. Она оказалась в 1991 году в Вашингтоне с
14-летней дочерью от первого брака и с 20 долларами в кармане. Отец был русским человеком, он не понимал, что в России не только тургеневские девушки, что бывают и акулы, мечтающие о богатых вдовцах... Она прожила с отцом четыре года и сумела, вольно или невольно, его разорить.
До отъезда в США жена отца работала с В.Аксючицем, впоследствии депутатом Государственной думы России. Во время нашей встречи в Москве в начале 1996 года она не скрывала своего знакомства с чекистами. Тогда же, в 1996-м, я разговаривал с одним сотрудником Службы внешней разведки России (нелегал). Он был уверен, что эту женщину, картографа по специальности, дочь подполковника МВД, КГБ подставил моему отцу, зная его слабость в отношении женского пола.
До этого брака Шевченко имел в США к 1991 году три дома. Самый большой, подаренный ЦРУ, стоил миллион долларов США и был заставлен дорогой антикварной мебелью. Артем Боровик, сотрудник которого взял у отца интервью в этом доме, как-то сказал, в шутку или всерьез, что по сравнению с домом Шевченко дача Горбачева в Форосе выглядит как сарай. Отец владел также четырехкомнатной квартирой на Канарских островах. Все это стоило более двух миллионов долларов. Последний дом отец заложил в 1995 году, взяв кредит свыше 300 тысяч долларов США - на обучение падчерицы в престижном университете.
А 28 февраля 1998 года на 68 году жизни отец умер от цирроза печени в небольшой съемной однокомнатной полупустой квартире, где стояли лишь его кровать да стеллажи с любимыми книгами о дипломатии и шпионаже. Последние недели жизни он проводил в американском суде - его бывшая жена (развелись они в 96-м) пыталась отсудить половину его большой пенсии почти в семь тысяч долларов в месяц.
После смерти А.Н. Шевченко оказалось, что у него был долг около 600 тысяч долларов США. Эту информацию в Инюрколлегии подтвердили. В интервью «Комсомольской правде» от 3 марта 1999 года моя сестра подтвердила, что отец взял у нее 250 тысяч долларов и не сумел вернуть (сестра продала в 1994 году дачу в Валентиновке и трехкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной).
Пишут, что место захоронения отца держится в секрете. Мне этот «секрет» известен - его похоронили в Вашингтоне, на территории церковного прихода отца Виктора Потапова, который сосватал отцу картографа Наташу, получив за это новый автомобиль марки «форд» и солидные пожертвования. Кроме того, во время православных праздников отец устраивал благотворительные обеды и сам готовил украинский борщ.
Геннадий Аркадьевич Шевченко - кандидат юридических наук, имеет дипломатический ранг атташе, был членом делегации СССР в Комитете по разоружению в 1977-1978 годах (Женева), автор свыше 70 научных работ по вопросам международного права и разоружения. В 1979-1997 годах - научный сотрудник Института государства и права Академии наук СССР и России.
Что стало с офицерами и солдатами из карательного батальона, потом бригады, а потом и дивизии СС Дирлевангера?Фриц Шмедес и командир 72-го полка СС
Эрих Бухман пережили войну и позже жили в Западной Германии. Другой
командир полка, Эвальд Элерс, не дожил до конца войны. По словам
Карла Гербера, Элерс, отличавшийся невероятной жестокостью, был
повешен своими же подчиненными 25 мая 1945 г., когда его группа
находилась в Хальбском котле.
Гербер услышал рассказ о казни Элерса,
когда вместе с другими эсэсовцами шел под конвоем в советский
лагерь для военнопленных в Сагане.
Неизвестно, как завершил свой жизненный
путь начальник оперативного отдела Курт Вайссе. Незадолго до
окончания войны он переоделся в форму ефрейтора вермахта и смешался
с солдатами. В итоге он оказался в британском плену, откуда 5 марта
1946 г. совершил удачный побег. После этого следы Вайссе теряются,
его местонахождение так и не было
установлено.
До сегодняшнего дня бытует
мнение, что значительная часть 36-й дивизии СС была, говоря словами
французского исследователя Ж. Бернажа, "зверски уничтожена
советскими войсками". Безусловно, имели место факты расстрела
эсэсовцев советскими солдатами, но далеко не все из них были
казнены.
По данным французского специалиста К.
Инграо, 634 человека, ранее служивших у Дирлевангера, сумели
пережить советские лагеря для военнопленных и в разное время
вернуться на родину.
Однако, ведя речь о подчиненных
Дирлевангера, оказавшихся в советском плену, не следует забывать,
что больше половины из тех 634 человек, которым удалось вернуться
домой, были членами Коммунистической партии Германии и
Социал-Демократической партии Германии, попавшими в штурмовую
бригаду СС в ноябре 1944 г.
Фриц Шмедес.
Их судьба была тяжелой. 480 человек,
перебежавшие на сторону Красной армии, так и не были освобождены.
Их разместили в лагере для пленных № 176 в Фокшанах (Румыния).
Затем их отправили на территорию
Советского Союза - в лагеря № 280/2, № 280/3, № 280/7, № 280/18 под
Сталино (сегодня - Донецк), где они, распределенные на группы,
занимались добычей каменного угля в Макеевке, Горловке,
Краматорске, Ворошиловске, Свердловске и Кадиевке.
Разумеется некоторые из них скончались от
различных болезней. Процесс возвращения домой начался только в 1946
г. и продолжался до середины 1950-х гг.
Определенная часть штрафников (группы
по 10-20 человек) оказалась в лагерях Молотова (Пермь), Свердловска
(Екатеринбург), Рязани, Тулы и Красногорска.
Еще 125 человек, в основном
коммунистов, работало в лагере Бокситогорска под Тихвином (200 км
восточнее Ленинграда). Органы МТБ проверяли каждого коммуниста,
кто-то выходил на свободу раньше, кто-то позже.
Около 20 бывших членов формирования
Дирлевангера в последующем участвовали в создании Министерства
государственной безопасности ГДР ("Штази").
А некоторым, как бывшему осужденному
штрафного лагеря СС в Дубло-вице, Альфреду Нойману, удалось сделать
политическую карьеру. Он был членом политбюро Социалистической
единой партии Германии, несколько лет возглавлял министерство
материально-технического снабжения, а также был заместителем
председателя совета министров.
Впоследствии Нойман рассказал, что
штрафники-коммунисты были под особым надзором, у них до
определенного момента не было статуса военнопленных, так как
некоторое время они считались лицами, причастными к карательным
акциям.
Судьба осужденных членов СС, вермахта,
уголовников и гомосексуалистов, попавших в плен к Красной армии,
была во многом схожа с судьбами коммунистов-штрафников, но прежде
чем их смогли воспринимать как военнопленных, с ними работали
компетентные органы, стремившиеся разыскать среди них военных
преступников.
Некоторые из тех, кому посчастливилось
выжить, после возвращения в Западную Германию были вновь взяты под
стражу, в том числе 11 уголовников, не отсидевших свой срок до
конца.
Что касается предателей из СССР, служившими в
специальном батальоне СС, то для их розыска в 1947 г. была создана
следственная группа, которую возглавил следователь по особо важным
делам МТБ, майор Сергей Панин.
Следственная группа работала 14 лет.
Результатом ее работы стало 72 тома уголовного дела. КГБ при Совете
министров Белорусской ССР 13 декабря 1960 г. было возбуждено
уголовное дело по фактам злодеяний, совершенных карателями особого
батальона СС под командованием Дирлевангера на временно
оккупированной территории Белоруссии.
По данному делу в декабре 1960 г. - мае
1961 г. за убийства и истязания советских граждан сотрудники КГБ
арестовали и привлекли к ответственности бывших эсэсовцев А. С.
Стопченко, И. С. Пугачева, В. А. Ялынского, Ф. Ф. Грабаровского, И.
Е. Тупигу, Г. А. Кириенко, В. Р. Зайвыя, А. Е. Радковского, М. В.
Майданова, Л. А. Сахно, П. А. Уманца, М. А. Мироненкова и С. А.
Шинкевича.
13 октября 1961 г. в Минске начался суд над коллаборационистами.
Всех их приговорили к смертной казни.
Конечно, это были далеко не все
коллаборационисты, служившие у Дирлевангера в 1942-1943 гг. Но
жизнь некоторых закончилась еще до того, как состоялся упомянутый
процесс в Минске.
Например, И. Д. Мельниченко, командовавший
подразделением, после того как воевал в партизанской бригаде им.
Чкалова, в конце лета 1944 г. дезертировал.
До февраля 1945 г. Мельниченко скрывался в
Мурманской области, а затем вернулся на Украину, где промышлял
воровством. От его руки погиб уполномоченный Рокитнянского РО НКВД
Ронжин.
11 июля 1945 г. Мельниченко явился с повинной к
начальнику Узинского РО НКВД. В августе 1945 г. его отправили в
Черниговскую область, в места, где он совершал преступления.
Во время перевозки по железной дороге
Мельниченко совершил побег. 26 февраля 1946 г. он был блокирован
сотрудниками опергруппы Носовского РО НКВД и застрелен при
задержании.
В 1960 г. КГБ вызвало на допрос в
качестве свидетеля Петра Гавриленко. Сотрудники госбезопасности
тогда еще не знали, что он был командиром пулеметного отделения,
проводившего расстрел населения в деревне Лесины в мае 1943 г.
Гавриленко совершил самоубийство -
выбросился из окна третьего этажа гостиницы в Минске, в результате
глубокого душевного потрясения, произошедшего после того, как он
вместе с чекистами побывал на месте бывшей деревни.
Поиск бывших подчиненных Дирлевангера
продолжался и дальше. Советскому правосудию также хотелось увидеть
на скамье подсудимых и немецких штрафников.
Еще в 1946 г. глава белорусской делегации на
1-й сессии Генеральной ассамблеи ООН передал список 1200
преступников и их сообщников, в том числе и членов особого
батальона СС, и потребовал их выдачи для наказания в соответствии с
советскими законами.
Но западные державы никого не выдали. В
дальнейшем советские органы госбезопасности установили, что
активное участие в уничтожении населения Белоруссии принимали
Генрих Файертаг, Барчке, Толь, Курт Вайссе, Иоган Циммерман, Якоб
Тэд, Отто Лаудбах, Вилли Цинкад, Рене Ферде-рер, Альфред Цингебель,
Герберт Диц, Земке и Вайнхефер.
Перечисленные лица, согласно советским документам, ушли на Запад и
не понесли наказания.
В ФРГ прошло несколько судебных
процессов, на которых рассматривались преступления батальона
Дирлевангера. Один из первых таких процессов, организованный
Центральным управлением юстиции города Людвигсбурга и прокуратурой
Ганновера, состоялся в 1960 г., и на нем, среди прочего, выяснялась
роль штрафников в сожжении белорусской деревни Хатынь.
Недостаточная документальная база не
позволила привлечь виновных к ответственности. Впрочем, и позднее,
в 1970-е гг., судебные органы недалеко продвинулись в установлении
истины.
Прокуратура Ганновера, занимавшаяся
хатынским вопросом, даже сомневалась, могла ли речь идти об
убийстве населения. В сентябре 1975 г. дело было передано в
прокуратуру города Итцехо (земля Шлезвиг-Гольштейн). Но поиски
виновников трагедии оказались малоуспешными. Не помогли этому и
показания советских свидетелей. В итоге в конце 1975 г. дело
закрыли.
Так же безрезультатно завершились пять
процессов против Гейнца Рейнефарта, командира оперативной группы СС
и полиции в польской столице.
Прокуратура Фленсбурга пыталась выяснить
подробности расстрелов гражданских лиц во время подавлении
Варшавского восстания в августе - сентябре 1944 г.
Рейнефарт, ставший к тому моменту
депутатом ландтага Шлезвиг-Гольштейна от Единой партии Германии,
отрицал участие СС в преступлениях.
Известны его слова, сказанные перед
прокурором, когда вопрос коснулся деятельности полка Дирлевангера
на Вольской улице:
"Тот, кто утром 5 августа 1944 г.
выступил с 356 солдатами, к вечеру 7 августа 1944 г. располагал
силами около 40 человек, которые боролись за свою жизнь.
Боевая группа Штайнгауэра, которая
существовала до 7 августа 1944 года, едва могла совершать такие
расстрелы. Бои, которые она вела на улицах, были ожесточенными, и
привели к большим потерям.
То же самое касается и боевой группы
Майера. Эта группа также была скована боевыми действиями, поэтому
сложно представить, чтобы она занималась противоречащими
международному праву расстрелами".
Ввиду того, что открылись новые
материалы, опубликованные в монографии историка из Люнебурга,
доктора Ганса фон Краннхальса, фленсбургская прокуратура прекратила
расследование.
Тем не менее, несмотря на новые документы
и усилия прокурора Бирмана, возобновившего по этому делу дознание,
Рейнефарт так и не был привлечен к ответственности.
Бывший командир оперативной группы тихо
скончался в своем доме в Вестланде 7 мая 1979 г. Спустя почти 30
лет, в 2008 г., журналисты из "Шпигеля", подготовившие статью о
преступлениях особого полка СС в Варшаве, были вынуждены
констатировать факт: "В Германии до сих пор никто из командиров
этой части не заплатил за свои преступления - ни офицеры, ни
солдаты, ни те, кто был с ними заодно".
В 2008 г. журналисты также узнали, что
собранные материалы по формированию Дирлевангера, как сообщил в
интервью заместитель руководителя людвигсбургского Центра по
расследованию преступлений национал-социалистов прокурор Иоахим
Ридль, либо никогда не передавались в прокуратуру, либо не
изучались, хотя с 1988 г., когда в ООН подали новый список лиц,
объявленных в международный розыск, в Центре накопилось немало
информации.
Как теперь известно, администрация
Людвигсбурга передала материалы в суд земли Баден-Вюртемберг, где
сформировали следственную группу.
В результате работы удалось разыскать
трех человек, служивших в полку в период подавления Варшавского
восстания. 17 апреля 2009 г. прокурор ГРК Богу слав Червинский
сказал, что польская сторона запросила помощи у германских коллег в
привлечении этих трех личностей к ответу, так как в Польше нет
срока давности для совершенных преступлений. Но ни одному из трех
бывших штрафников немецкие судебные органы не предъявляли
обвинений.
Настоящие участники преступлений
остаются на свободе и спокойно доживают свой век. Это, в частности,
относится к анонимному ветерану СС, которого успел
проинтервьюировать историк Рольф Михаэлис.
Проведя не более двух лет в
лагере для военнопленных Нюрнберг-Лангвассер, аноним вышел на
свободу и устроился на раБоту в Регенсбурге.
В 1952 г. он стал водителем
школьного автобуса, а затем - экскурсионного автобуса, и регулярно
бывал в Австрии, Италии и Швейцарии. На пенсию аноним вышел в 1985
г. Скончался бывший браконьер в 2007 г.
За 60 послевоенных лет его не
привлекали к ответственности ни разу, хотя из его воспоминаний
следует, что он принимал участие во многих карательных акциях на
территории Польши и Белоруссии и убил немало людей.
За годы своего существования штрафники
СС, по подсчетам авторов, уничтожили около 60 тыс. человек. Эта
цифра, подчеркнем, не может считаться окончательной, так как
исследованы еще не все документы по данному вопросу.
История формирования Дирлевангера, как в
зеркале, отразила в себе самые неприглядные и чудовищные картины
Второй мировой войны. Это пример, кем могут стать люди, охваченные
ненавистью и вступившие на путь тотальной жестокости, люди,
потерявшие совесть, не желающие думать и нести какую-либо
ответственность.
Еще о банде. Каратели и извращенцы. 1942 - 1985 г.: http://oper-1974.livejournal.com/255035.html
Kalistros Thielecke (матереубийца), он убил свою мать нанеся 17 ножевых ранений и попал в в тюрьму а потом в зондеркоманду СС "Дирлевангер".
Карл Иохгайм-член организации "Черный фронт",был арестован в начале 30-х годов и 11 лет провел в тюрьмах и концлагерях Германии.Был амнистирован осенью 1944 г. и в числе амнистированных политических заключенных был направлен в находящуюся на тот момент в Словакии бригаду Дирлевангера. Войну пережил.
Документы 2-х украинцев-полтавчанина Петра Лаврика и харьковчанина Николая Новосилецкого,служивших у Дирлевангера.
Дневник Ивана Мельниченко,заместителя командира украинской роты Дирлевангера.На этой странице дневника речь идет об антипартизанской операции "Франц",на которой Мельниченко командовал ротой.
"Декабря 25.42г. выехал с г.Могилева,в
м.Березино.Новый год встречал хорошо,пил.После Нового года под
дер.Тереболье был бой,с моей роты,которой командовал, убит Швец и
ранен Ратковский.
Это был бой самый тяжелый,с батальона 20
человек ранено.Мы отошли.После 3 дней ст.Березино выехали в
Червенский р-он,прочистили леса до Осипович,в Осиповичах
погрузилась вся команда и выехали....."
Ростислав Муравьев,служил штурмфюрером в украинской роте.Войну пережил,жил в Киеве и работал преподавателем в строительном техникуме. Арестован и приговорен к ВМН в 1970 г.
Письмо дирлевангеровца из Словакии.
FPN 01499D
Словакия, 4 декабря 1944
Уважаемый Герман,
Я только что вернулся с операции и
нашел твое письмо от 16 ноября. Да, мы все должны страдать в этой
войне; мои глубочайшие соболезнования Вам о смерти вашей жены. Мы
просто должны продолжать жить до лучших времен.
Новостям из Бамберга всегда рад.
Последнее новость у нас: наш Дирлевангер награжден Рыцарским
крестом в октябре не было никаких торжеств, операции слишком
трудные, и нет на это времени.
Словаки в настоящее время открыто в союзе
с русскими и в каждой грязной деревне есть гнездо партизан.Леса и
горы в Татрах сделали партизан для нас смертельной
опасностью.
Мы проводим работу с каждым вновь
прибывшим заключённым. Сейчас я нахожусь в деревне недалеко от
Ipoliság. Русские очень близко. Подкрепления,которые мы
получили,никуда не годятся, и было бы лучше, если бы они остались в
концентрационных лагерях.
Вчера двенадцать из них перешли на
сторону русских, все это были старые коммунисты, было бы лучше,
если бы все они были повешены на виселице. Но есть здесь и тем не
менее настоящие герои.
Ну вражеская артиллерия снова открывает
огонь, и я должен возвращаться. Сердечный привет от вашего
зятя.
Франц.
Как-то вечером, пишет мне клиентка, только зарегистрировавшись, с решительным намерением заказать у меня приворот, готовая заплатить сколько угодно, но чтобы поскорее, почему то решив, что я как раз тот, кто ей нужен. Уточнив, что приворотами я не занимаюсь принципиально, в силу убеждений и несколько иного профиля работы, в основном предпочитая естественные способы решения проблем, предлагаю ей провести диагностику ситуации, которая показалась сначала вполне стандартной для такой услуги - один разлюбил, или не любил, другой хочет ответных чувств и ответного желания быть вместе, но я ошибался.
Как оказалось, настоящее и будущее счастье её вообще не интересовало, ни с ним, ни с кем- то другим, что мне показалось весьма странным, а после диагностики все прояснилось - она показала стандартное для такой ситуации наличие другой женщины у объекта, вполне логичное отсутствие его эмоций по отношению к клиентке, и самое интересное - меня поразила глубочайшая ненависть клиентки к человеку, которого она собралась приворожить, и тогда я все понял, конечно же пожалев о том, как старательно и красноречиво перед диагностикой я расписывал возможные негативные последствия магического воздействия для жертвы, а ведь именно эти последствия ей и были нужны.
Её несчастье состояло в том, что она искренне и беззаветно полюбила ненадежного, но очень обаятельного во всех отношениях мужчину, не распознав фальшь, купилась на его слова и обещания, на которые он не скупился, этим дал изголодавшейся по настоящей и искренней любви женщине надежду на будущее счастье, лишь для того, чтобы цинично удовлетворить собственную похоть. Насытившись готовой ради него на все что угодно влюбленной женщиной, он небрежно самоустранился не соизволив даже объясниться, и этим оставив огромную рану на душе опьяненной будущим счастьем и искренне любящей его женщины, и эта рана была такой глубокой, что она потеряла сразу все - смысл жизни, поставила не себе крест, на всех возможностях, не хотела ничего слушать, и собственное будущее её вообще не интересовало, она была одержима лишь жестокой местью. Этот план мести и предвкушение того, как она будет унижать и топтать его чувства стал теперь её основным и фактически единственным желанием.
Она дала себе жесткую установку после этих событий, что никогда не будет счастлива, и что никогда не доверится ни одному мужчине, и это было настолько устойчивая программа, что все мои попытки дать ей хотя бы надежду на то, что она вполне может в будущем найти свое счастье с другим, не вызвали никакой реакции вообще, она меня не слышала.
В итоге, убедившись, что переубедить её было нереально, и исходя из той мысли, что если зло неизбежно, то лучше делать его правильно и профессионально, посоветовал ей коллегу- специалиста в этой области, который, по моим ощущениям в состоянии это осуществить, не переборщив с дозировкой.
Вот так, бывают складываются обстоятельства, что из двух зол, пришлось выбирать меньшее, и я фактически принял участие в процессе мести, изначально того не желая, укрепив у клиентки желание её осуществления, и фактически сосватав заказчика и исполнителя.
И тогда я подумал, о том, что ложь, обман и лицемерие, и подобная месть, как возмездие за них, являются с одной стороны жестоким и бессмысленным, с точки зрения личной мести человека другому, а с другой стороны, вполне справедливой карой за осознанное предательство чувств, с точки зрения справедливости в принципе.
А тот факт, что я фактически помог осуществить это правосудие, вопреки собственным убеждениям и принципам, что я не мог фактически этому помешать - дает странные ощущения предопределенности и неизбежности этого конкретного случая.
Какой вывод следует из этого показательного случая -
Никогда не лгите о взаимных чувствах влюбленному в вас человеку, или тому, кто вам слепо доверяет, не играйте на чувствах, не давайте повод для напрасных надежд на счастливое будущее, если вы этого не хотите, или не уверены в этом - это приносит невыносимую боль, и помните, что за это вы можете получить серьезный и очень опасный урок судьбы, как справедливое возмездие за совершенное зло .
На мой взгляд, этому товарищу, который так жестоко обошелся с моей клиенткой, была предоставлена судьбой отличная возможность измениться самому и изменить свою жизнь к лучшему, когда он встретил ее и получил как возможность и шанс безусловную любовь авансом, и для использования этой возможности ему было необходимо осознать и освоить важнейший навык- научиться ценить или хотя бы уважать настоящие чувства, но он не был готов воспользоваться этим шансом.
А со стороны клиентки, очевидно, была одна из самых распространенных женских ошибок - доверчивость и неспособность правильно оценить мужчину по поступкам, а не по словам, но она этому не научилась - как результат, оба свои уроки не усвоили, поэтому будут повторять их снова и снова, до полного осознания, пока живы.
Дополнение автора от 13.02.15 22:19:59
Ирина, спасибо за важные вопросы.
Открыть ей глаза и помочь осознать смысл всего, изменить отношение к произошедшему было моим естественным желанием, и я бы с огромным желанием это сделал, если бы она захотела этого, или хотя бы была более открыта, но в том состоянии помощь ей была не нужна, более того, она не чувствовала себя несчастной, она даже наслаждалась предвкушением мести. Желание клиента принять помощь - это необходимое условие для её получения и в такой ситуации эксперт не имеет морального права насильно лечить душу, если она против, даже наблюдая за саморазрушением личности.
Что касается продолжения этой истории - оно мне не известно, кроме пары фактов, по которым можно смоделировать наиболее вероятный вариант развития её ситуации и даже будущей судьбы, учитывая, что обряд был заказан и выполнен качественно, без претензий, а затем, примерно через полгода, был повторный, и также очень срочный заказ на снятие.
С большой долей вероятности, её объект мести, через некоторое время, почувствовал непреодолимое желание общения, стал искать встреч, на что она изначально согласилась, чтобы дать ему надежду, как и он ей, с единственной целью сделать больнее, и, сначала была даже удовлетворена этим. Но достаточно скоро она осознала, что собралась мстить не тому наплевавшему на неё подлецу, который предал, а безвольному и зависимому искусственной зависимостью тюфяку в его оболочке, который был настолько жалок, что дальнейшая месть и не потребовалась, а появилось лишь желание избавиться от этого прилипшего банного листа, который стал безумно раздражать, не желая даже слушать о расставании. Пришлось раскошелиться на обратный обряд, что и было сделано.
Сейчас, скорее всего, она пополнила ряды пассивных мужененавистниц, потускнела, разочаровавшись в жизни, не видя в ней смысла. Так может пройти год, два, десять, и в зависимости от того, какой она путь она изберет, насколько правильно осознает свое прошлое, то есть насколько усвоит тот важный урок, и зависит её дальнейшая судьба.
Вселенная иногда будет ей подсказывать правильный путь, притягивая умных людей, ситуации, которые будут способствовать осознанию всего и трансформации личности - если она воспользуется этим, не спившись раньше, не наложив на себя руки, или не став жертвой сектантства, то есть не загубит себя, правильно осознает прошлое и поверит в саму возможность собственного счастья, то судьба, поставит «Зачет», и, скорее всего, даст ей ещё один шанс на счастье, притянув, как бы случайно, соответствующего по кармическому уровню мужчину.
А если она не почувствует желания устроить личную жизнь, то никто её заставлять не будет.
Дополнение автора от 15.02.15 14:42:01
Иволга, благодарю за ценные мысли, весьма интересная версия произошедшего, заслуживает более детального рассмотрения. Насчет внутренней мольбы о помощи -нет, здесь не соглашусь, хотя и вашу версию, и мою, однозначно подтвердить нельзя.
Дело в том, что после первого вопроса о моей спопобности сделать эту, вполне определенную услугу, и, услышав отрицательный ответ, она не имела желания разбираться в ситуации, и попрощалась. Я фактически по своей инициативе, чувствуя, что дело пахнет разбитыми судьбами, естественно бесплатно, сделал диагностику и вытянул из неё некоторые нюансы, она сама не хотела излить душу, и жилетка ей точно была не нужна - человек был спокоен и уверен в том, что он хочет и делает. Характерных признаков сомнений, горя, разочарования, неуверенности, раздражения, или повышенной восприимчивости, которые часто сопровождают ситуацию со внутренней мольбой о помощи не было совершенно - все было сухо, конкретно и без соплей.
Я уже говорил о том, что считаю не правильным «помогать» без четкого желания или намека на это клиента, включая и такие ситуации, хотя некоторая работа в направлении того, чтобы она осознала ситуацию правильно, были приняты по-максимуму в той ситуации, с учетом моего опыта на тот момент. Поэтому, у неё фактически не было шансов получить помощь от меня в той форме, как воспринимаете её вы, так что это её притяжение ко мне фактически было бесполезным, что ставит под сомнение вывод о её обращении как о шансах для меня все исправить, скорее от меня не зависело тогда ничего, и это ясно я ощущал, что и написал выше. С другой стороны, возникает вопрос- почему Высшие силы не направили её к вам, например, как к мастеру, который считает что смог бы помочь, если она заслужила другой участи?
На мой взгляд, все получили, то, что заслужили, по - другому не могло и не должно было быть. Более того,
Считаю, что мастера, которые практикуют приворот, и не особо волнуются по поводу последствий, являются, по сути, санитарами общества (волками) в определенном смысле, убирая из него подобный не эволюционирующий шлак (больных душой и не готовых выздоравливать «зайчиков» и «белочек»), отводя его в аналы общества - чтобы не мешать и быть деструктивными примерами, ради безопасности остальных, но у которых, тем не менее, есть шансы в будущем все изменить, осознав суть.
Жестоко? Цинично? - Возможно, но на мой взгляд, справедливо и разумно, в более глобальных масштабах.)
Верите ли вы в то, что обижать людей нельзя и что обида обязательно вернется к обидчику? Случались ли в вашей жизни ситуации, когда обидевший вас человек недвусмысленно получал «бумерангом» наказание? У меня такая ситуация была.
Эта история произошла много лет назад, в день моей свадьбы. Полным ходом идут последние приготовления - парикмахер делает мне прическу, родственники и подружки вокруг бегают. Уже скоро приедет жених на «выкуп». И вдруг звонок в дверь. Открываем. Это Антонина Петровна, соседка снизу, с заявлением, что мы ее затапливаем.
На самом деле у нас было все нормально с водопроводом, но вода стекала к ней по общей трубе с верхнего этажа. Пригласили ее пройти посмотреть, что у нас вода не течет нигде, и открыли эту трубу, сняв панель в коридоре - показали, что проблема в другом месте, идти надо этажом выше. Сходили с ней вместе на верхний этаж, но жильцов заливавшей квартиры дома не оказалось. Вызвать их мы никак не могли, но Антонина Петровна почему-то продолжила обвинять нас, кричала и не уходила. Сообщение, что у нас сегодня важное событие, и тот факт, что мы, в общем-то, не виноваты в этой беде, а сами пострадали, почему-то никак ее не смягчили и не успокоили.
Кое-как убедив ее, что кроме вызова слесарей с отключением всей воды в доме в данный момент сделать ничего нельзя, мы от нее освободились. Она ушла, пообещав еще прийти. Остались мы все на нервах, кое-как успокоились. Экстренно привели в порядок коридор, чтобы встречать жениха.
У меня закипали слезы в глазах, грозясь вылиться ручьями и смыть свадебный макияж, хотелось плакать от несправедливости . Праздник - самый большой праздник в жизни каждой девушки - потерял свою радость и казался безвозвратно испорченным. И я, хоть и не участвовала в этих переговорах и походах на верхний этаж, чувствовала себя оклеветанной и пострадавшей и крепко обиделась на соседку. Правда, тогда я еще этого не осознавала.
Свадьба прошла хорошо. Жених приехал вовремя, мы все успели. Конечно, свадебная кутерьма скрыла неприятные эмоции, и обидная ситуация как-то забылась. Жить мы стали в этой же квартире (с той самой соседкой снизу).
Возмездие за несправедливое обвинение к ней действительно пришло. Мы стали регулярно ее заливать! То я плохо закреплю сливной шланг от стиральной машинки в ванне, и он выбьется и все содержимое машинки окажется на полу. То я, включив воду на кухне, так неудачно поставлю посуду в раковине, что вода переливается через край. Но самое невероятное то, что я дважды случайно опрокидываю ведро воды прямо в коридоре! Такого верха неуклюжести не случалось со мной ни разу в жизни ни до, ни после. Что угодно случалось, результат один - мы ее опять залили. Раз в месяц - обязательно.
Она приходит, ругается, мы как-то объясняемся, извиняемся. Муж предлагает деньги на ремонт, а она вместо денег требует почему-то уважения. То есть сам факт залива для нее является актом проявления неуважения к ее персоне. Ей не важна материальная составляющая конфликта, не важно, что испорчены обои в коридоре. Она требует от нас, чтобы мы начали ее уважать и перестали заливать. А я все-таки помнила ту ситуацию с несправедливым ее обвинением в наш адрес и точно понимала, что никакого уважения я к ней - такой несправедливой женщине - испытывать не могу.
Эти регулярные заливы, конечно, не принесли пользы никому. Я нервничала, следила за водой изо всех сил, это стало чуть ли не навязчивой идеей - воду не пролить - и все равно проливала, упускала и заливала. Соседка обижалась и очередной раз укоряла нас в неуважении. Муж недоумевал, как я, в остальном довольно ответственный человек, не могу уследить за водой и постоянно ее упускаю. А я и сама не могла это понять.
Прощение
Я искала ответ на этот вопрос и где-то в популярных книжках по психологии прочитала про вред обиды и, наконец, вспомнила ту ситуацию и свои переживания в день свадьбы. Поняла с удивлением, что до сих пор (прошло уже два года) обижаюсь на соседку. Выглядело это так, будто подсознательно я отомстить ей хотела: «Ага, ты зря меня обвинила, праздник испортила, так теперь получай, в чем обвиняла!» Сознательно-то я точно ее заливать не хотела. Поняла, что моя ОБИДА МЕШАЕТ МНЕ ЖИТЬ.Я решила, что надо простить. Это оказалось не так-то просто, нельзя щелкнуть пальцами и простить. От решения простить обидчика до самого прощения мне пришлось сделать определенный путь. Я уговаривала себя, что она не имела тогда в виду обидеть меня, а расстроилась сама, я применяла разные мультишаговые техники прощения, ходила на семинары по прощению, очень старалась выполнить все эти рекомендации. И, наконец, у меня это получилось. В один прекрасный момент я почувствовала, что эта обида меня больше не гнетет, и какое же это освобождение, облегчение, будто камень с души свалился!
Что удивительно, с того момента мы прекратили заливать соседку с нижнего этажа.
И уверена, дело не в том, что мы стали лучше соблюдать меры предосторожности с водой.
«Я прав или я не прав?»
Позже я рассказывала эту историю разным людям, как занятный факт, подтверждающий разрушительную силу обиды. Слушатели же разделились на два лагеря. Одни соглашались со мной, дескать, да! Обида возвращается к обидчику рано или поздно. «Бог все видит, он тебя накажет, даже если я прощу!» Другие же пожимали плечами: «На обиженных воду возят. Никому, кроме самого обидевшегося, обида навредить не может»
Для меня был очевиден первый вариант отношения к обиде , и я удивлялась, почему же не все люди видят эту ситуацию так же, как я? Почему люди такие разные? И почему все-таки произошла со мной та большая обида, зримые последствия которой мучили меня и мою семью?
Разное отношение людей к обиде очень точно объясняет системно-векторная психология Юрия Бурлана. Она выделяет восемь психотипов, называя их векторами. Каждый вектор является врожденным и придает человеку особенные, только ему присущие свойства, способности, желания, систему ценностей и жизненные приоритеты. Все эти свойства, ценности и желания в течение жизни формируются и развиваются, но только в направлении, заданном вектором. Новых свойств не появляется. При этом у человека может быть от одного до всех восьми векторов сразу.
Состояние обиды, настоящей обиды как она есть, испытывают не все люди, а только обладатели одного из векторов. Это замечательные люди, отличные профессионалы своего дела, заботливые матери и отцы, верные мужья и жены. Их ценностями являются уважение других, справедливость и равенство. Их жизненные приоритеты - дом и семья. Для девушек с этим вектором очень важно выйти замуж, для мужчин - жениться. В их доме всегда должен быть порядок и уют, все должно быть чисто и аккуратно. В отношениях с другими людьми они хотят, чтобы все было поровну.
В системно-векторной психологии Юрия Бурлана такие люди называются обладателями анального вектора. Они обладают самой лучшей памятью, помнят хорошо мельчайшие детали своего прошлого. Такая феноменальная память дана им для выполнения их особой, родной роли в обществе - для накопления опыта прошлого и передачи его новым поколениям. Самая лучшая профессия для них - это профессия учителя, самое любимое увлечение - это история.
Но феноменальная память не избирательна. Мы храним в своей памяти не только информацию, необходимую для выполнения своей профессиональной роли. Мы помним все хорошее, что нам сделали люди, и желаем отблагодарить своего благодетеля, вернув ему ровно столько же хорошего, сколько он сделал для нас, и делаем это. Но также мы помним и все плохое, и проявляется это обидой, которая камнем может лежать в нашем сердце долгие годы.
Для нас очень важно, чтобы обидчик извинился, признал свою вину - тогда это компенсирует нашу обиду, мы можем простить его и вернуть себе душевное равновесие. А если не получаем извинения, то обида растет, и мы будем вымещать ее подсознательно или сознательно на обидчике, на членах его семьи, на вещах или животных, принадлежащих ему. Мы будем мстить - чтобы отдать ровно столько плохого человеку, сколько он причинил нам.
Все люди разные
«Все люди разные», - часто говорят люди и психологи. Этот постулат, легко наблюдаемый в обществе и никем не познанный ранее, объясняется наличием у людей разных наборов векторов. Если есть у человека анальный вектор - он будет обладать всеми свойствами, присущими анальному вектору. Ему будет понятна сила чувства обиды и чувства вины. Если этого вектора нет, то обида и вина не имеют никакого значения.И еще, обидчивость у человека усиливается, когда он теряет свою социальную реализацию. Его феноменальная память не находит уже применения в профессии, и поэтому используется только для накопления воспоминаний.
Вы уже догадались, что героини описанной истории, конечно, обе обладают анальным вектором. Конфликт начался в момент, когда наши ценности оказались под угрозой. Антонина Петровна была обижена за свою квартиру, которая пострадала от потопа, а я - за самое важное (на мой взгляд) событие в жизни девушки, день появления собственной семьи.Кроме того, Антонина Петровна оказалась учительницей на пенсии. Ей не хватало уважения учеников и коллег, которое было у нее раньше, и она искала вокруг подтверждения тому, что остается уважаемым человеком. Именно поэтому при конфликтах во время потопа она говорила об уважении.
Знание системно-векторной психологии объяснило мне эту прошлую историю и помогло избежать многих и многих других подобных историй. Ведь так много в жизни событий и явлений, на которые очень легко обидеться обладателю анального вектора.
Как жить, не обижаясь?
Что же делать, если вы тоже испытали на себе разрушительную силу обиды? И не хотите больше тратить собственную жизнь на обиды и месть обидчику?В 1978 году заместитель Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности, Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР Аркадий Шевченко исчез из своей квартиры в Нью-Йорке. Впервые в послевоенной истории СССР советский дипломат такого ранга стал невозвращенцем.
О том, что предшествовало побегу и как это отразилось на семье, вспоминает сын сбежавшего посла Геннадий Шевченко.
В СВОЕЙ книге «Разрыв с Москвой» (1985 г.), переведенной почти на все языки мира, отец писал, что, приобщившись к номенклатуре в 1973 г., он возненавидел режим, который действовал не в интересах народа, а лишь узкой группы партийной элиты. «Стремиться к новым благам становилось скучно. Надеяться, что, поднявшись еще выше, я смогу сделать что-нибудь полезное, было бессмысленным. А перспектива жить внутренним диссидентом, внешне сохраняя все признаки послушного бюрократа, была ужасна. В будущем меня ожидала борьба с прочими членами элиты за большой кусок пирога, постоянная слежка КГБ и беспрестанная партийная возня. Приблизившись к вершине успеха и влияния, я обнаружил там пустыню».
Но эти слова были написаны много лет спустя после побега, а незадолго до своего назначения послом в ООН отец подарил мне в 1972 г. в день двадцатилетия полное собрание сочинений В. И. Ленина с надписью: «Сыну Геннадию. Живи и учись по-ленински».
Цена назначения
ОТЕЦ был весьма честолюбивым человеком и переживал, что своим назначением в ООН он был обязан своей жене Леонгине, которая за это подарила супруге А. А. Громыко брошь с 56 бриллиантами. Отец мне не один раз говорил: «Но ведь посланником-то я стал сам!» В те времена недостаточно было быть талантливым человеком (отец закончил МГИМО с красным дипломом). Для достижения высшего дипломатического ранга и поездки в хорошую страну, нужно было также иметь высоких покровителей или делать подарки.
Заместитель начальника службы безопасности МИДа, полковник КГБ И. К. Перетрухин вспоминает, что Лидия Дмитриевна Громыко «по свидетельству очевидцев, многие десятилетия оказывала серьезное влияние на расстановку дипломатических кадров в министерстве своего мужа. К тому же она была большой любительницей принимать различного рода подношения, особенно при поездках за границу». Но и высокие международные чиновники не гнушались принимать дорогие подарки. Например, отец подарил старинный серебряный самовар Генеральному секретарю ООН К. Вальдхайму, который, уйдя с этого поста, стал федеральным президентом Австрии (1986–1992 гг.).
Те, кто в своих мемуарах вспоминает о моем отце, обычно пишут, что ЦРУ или ФБР завербовало отца с помощью проститутки. Эту же версию выдвигают и бывшие сотрудники КГБ. Но она не имеет под собой никаких оснований. Отец пошел на такой шаг обдуманно и самостоятельно, отказавшись от работы в международном отделе ЦК КПСС и от поста главы делегации СССР в Комитете по разоружению в Женеве.
В США отец добился высокого положения сам. За это ему пришлось с 1975 по 1978 г. работать на ЦРУ. После побега он издал книгу, получив за нее миллион долларов. После этого он стал самостоятельной фигурой, был профессором Американского университета в Вашингтоне, читал лекции американским бизнесменам, за каждую из которых получал до 20 тыс. долл., и за ним специально прилетал самолет.
Какие секреты выдал отец?
В СВОЕЙ книге отец, имевший доступ к документам особой важности (ему даже запрещали читать публичные лекции в Москве), подробно рассказал о своем сотрудничестве с ЦРУ и дал подробные характеристики почти всем высшим руководителям советского государства, видным дипломатам и сотрудникам КГБ. Он регулярно информировал ЦРУ о проявляющихся в Кремле разногласиях между Л. И. Брежневым и А. Н. Косыгиным по поводу отношений СССР и США, сообщал, какова была позиция СССР на переговорах по ограничению стратегических вооружений и о том, до каких пределов Советский Союз может уступить США на этих переговорах, передавал совершенно секретные сведения о советской экономике и даже доклады о быстро сокращающихся запасах нефти на месторождениях в Волжско-Уральском районе.
Высокопоставленный сотрудник ЦРУ О. Эймс, завербованный в 1985 г. советской разведкой и разоблаченный в 1994 г., признал, что Шевченко имел невероятный доступ к секретнейшей советской информации. ЦРУ только задавало вопросы. Отец выдал США всех агентов КГБ за рубежом, каких он знал. Начальник службы безопасности МИД СССР полковник КГБ М. И. Курышев сказал мне: «Ваш отец нанес СССР больший ущерб, чем полковник ГРУ О. Пеньковский, работавший на ЦРУ и английскую разведку». Однако шпионов, выданных отцом, просто высылали из страны. А тех, кого выдавал Эймс, в СССР расстреливали. Например, генерал-лейтенанта ГРУ Д. Полякова, работавшего на ЦРУ с 1961 по 1988 г., и др.
Конечно, в КГБ ощущали, что откуда-то «сверху» идет мощная утечка информации. «Уже в 1975–1976 гг., - пишет резидент КГБ в Нью-Йорке Ю. И. Дроздов, - мы чувствовали, что в составе советской колонии в Нью-Йорке есть предатель… Круг осведомленных сузился до нескольких человек. Среди них был и Шевченко». Дроздов не называет других фамилий, но подозревали трех высокопоставленных дипломатов - постоянного представителя СССР при ООН О. А. Трояновского, посла СССР в США А. Ф. Добрынина и заместителя Генерального секретаря ООН А. Н. Шевченко. Но его подозрения не были приняты во внимание. Дроздов пишет: «Кто-то из друзей Шевченко в нашей службе даже официально потребовал от нас прекратить за ним наблюдение… Я не выполнил это требование Центра… Каждый раз, когда поступали данные о Шевченко, в том числе и из американских кругов, мы хладнокровно и методично направляли их в Центр. В Управлении внешней контрразведки, в подразделении О. Д. Калугина, их принимали весьма неохотно». Не принимал их и прямой начальник отца Андрей Громыко. Когда его спросили, кого он прежде всего подозревает в измене, Громыко ответил: «Шевченко вне всяких подозрений».
Более того, перед вызовом отца в Москву в апреле 1978 г. Громыко «пробил» для него у Л. И. Брежнева специальную должность - заместитель министра по вопросам разоружения. Эту информацию, полученную мною из кругов, близких к Громыко, подтвердил и Курышев. После побега отца данная должность была ликвидирована. В дальнейшем, как пишет посол О. А. Гриневский, Громыко не смог вспомнить, был ли у него помощник по фамилии Шевченко, в ответ на вопрос Андропова. Тогда заместитель начальника Второго главного управления КГБ СССР (контрразведка) положил на стол своего шефа семейные фотографии, изъятые при обыске на квартире у Шевченко, на которых он вместе с женой поедает шашлыки на даче у Громыко. Андропов только пробормотал: «Ах, Андрей Андреевич!»
Действительно, как далее отмечает Гриневский, Шевченко был не помощником Громыко, а его доверенным советником, в том числе по связям с КГБ. Через него на стол министра попадали особо важные документы из этого ведомства. Такими советниками всегда были близкие люди Громыко, сделавшие потом блестящую карьеру. Например, А. М. Александров-Агентов, ставший помощником четырех генеральных секретарей ЦК КПСС, В. М. Фалин - посол в ФРГ, а потом заведующий международным отделом ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС и последний распорядитель фонда партии. Сейчас он живет в ФРГ.
Дроздов вспоминает, что доверительно сообщил ему председатель КГБ летом 1978 г.: «Ю. В. Андропов сказал: «В деле с Шевченко ты был прав, я прочитал все материалы. Это наша вина. Наказывать тебя за него никто не будет, но… и Громыко тоже снимать не будем». Дальнейшего повышения по службе генерал-майор КГБ также не получил. То, что он был прав, еще не значит, что Андропов был им полностью доволен. Дроздов далее фактически сам признает свой промах, отмечая, что А. А. Громыко спросил его, почему генерал Дроздов, которого он знал многие годы, не сообщил ему о Шевченко лично, а только заместителям министра и О. А. Трояновскому.
Интересно, что в 1976 г., когда отец уже год работал на ЦРУ, моя мама водила жену Громыко по магазинам Нью-Йорка и на деньги отца покупала ей дорогие подарки. Как отмечает контрразведчик полковник И. К. Перетрухин, дорогие вещи моя мама «чаще пересылала через других жене министра для последующей перепродажи в Москве по основательно завышенным ценам».
Дипкурьер поневоле
ВЕСНОЙ 1978 г. я, атташе отдела международных организаций МИД СССР, находился во временной загранкомандировке. 9 апреля меня неожиданно оформили в качестве дипкурьера, сказав, что необходимо срочно отвезти секретный пакет в Москву. В сопровождении третьего секретаря представительства В. Б. Резуна я прилетел в Москву, где мне сразу же сообщили, что мой отец остался в США.
…О Резуне я вспомнил через несколько месяцев, когда по западным радиостанциям сообщили, что майор ГРУ Резун, сбежавший из Женевы в Англию, заявил следующее: «Сын заместителя Генерального секретаря ООН Аркадия Шевченко является моим лучшим другом». Позднее меня вызывали в службу безопасности МИД, где показали несколько фотографий. Среди них я еле-еле узнал Резуна, ибо я был знаком с ним всего несколько часов. После этого кратковременного знакомства прошло столько бурных и страшных событий: потеря отца, увольнение из МИД, смерть мамы, конфискация имущества и т. д. Поэтому о встрече с каким-то Резуном я даже не вспоминал. Любопытно, что генерал КГБ В. Г. Павлов в своей книге «Сезам, откройся!» пишет, что, когда меня «под конвоем» на глазах Резуна срочно отправили домой - это событие так напугало «спелого спецназовца», что он категорически отказался от продолжения сотрудничества с британской разведкой.
Если бы КГБ подозревал Резуна в шпионаже, то никогда бы не послал его в качестве сопровождающего сына Шевченко. Это был очередной прокол наших спецслужб.
Самоубийство мамы
ПОЗДНО вечером 6 мая 1978 г. мне позвонила сестра Анна, которая проживала с бабушкой в квартире родителей на Фрунзенской набережной. Она взволнованно сказала, что мама пропала и оставила записку следующего содержания: «Дорогой Анютик! Я не смогла поступить иначе. Врачи тебе все объяснят. Жаль, что бабушка не позволила мне умереть дома».
На следующее же утро я позвонил начальнику службы безопасности МИДа М. И. Курышеву и рассказал ему о случившемся. КГБ сразу же организовал всеобщие поиски. На всякий случай были проверены все аэропорты. Я с сотрудниками КГБ поехал на нашу дачу в поселке Валентиновка. У нас не было ключей, и пришлось взламывать мощные дубовые двери. Однако все поиски были безрезультатными.
8 мая моя сестра опять позвонила мне, сказав, что в квартире какой-то странный запах. Она была одна дома, так как мама еще 5 мая попросила бабушку погостить у родственников в Химках. Приехав к сестре, я сразу вызвал милицию из районного отделения. Мы обследовали квартиру и довольно быстро обнаружили, что запах идет из большого стенного шкафа, в котором висело много одежды. Стал сам раздвигать многочисленные шубы и дубленки. Пошарив рукой в углу большого шкафа, он был глубиной около 2 метров, наткнулся на холодную руку моей мамы и сразу же оттуда выскочил как ошпаренный. Дальнейшее происходило как в тумане. Приехали работники прокуратуры, врачи, а затем представители КГБ.
Я стал заниматься организацией похорон. Позвонил в МИД Курышеву и высказал мнение, что из политических соображений похоронить маму следовало бы на Новодевичьем кладбище. Полковник КГБ связался с Громыко по этому поводу, но министр сказал, что один, без постановления ЦК КПСС, он не может решить вопрос о захоронении на таком кладбище. Громыко поручил начальнику Управления делами МИДа организовать похороны на Новокунцевском кладбище (это филиал Новодевичьего). На похоронах мамы присутствовали родственники, представители МИДа и КГБ. Был исполнен Гимн Советского Союза. Маму похоронили рядом с известным актером В. Дворжецким, умершим в 39 лет, исполнителем роли генерала Хлудова, боровшегося против советской власти во время гражданской войны, в фильме «Бег».
Конец жизни
В ФЕВРАЛЕ 1992 г. отец женился на советской гражданке, которая была его моложе на 23 года, оказавшейся в Вашингтоне с 20 долларами в кармане в середине 1991 г. с 14-летней дочерью от первого брака. Она прожила с отцом 4 года и за это время сумела, сознательно или нет, полностью его разорить.
До этого брака А. Н. Шевченко имел в США в 1991 г. три больших дома. Самый большой, подаренный отцу ЦРУ, стоил 1 млн. долл. и был заставлен дорогой антикварной мебелью. Артем Боровик как-то сказал в шутку, что по сравнению в домом Шевченко дача М. С. Горбачева в Форосе выглядит как сарай. Отец владел также четырехкомнатной квартирой на Канарских островах. Все это стоило более 2 млн. долл. США. Последний дом отец заложил в 1995 г. в банке, взяв кредит свыше 300 тыс. долл. на обучение падчерицы в престижном университете.
28 февраля 1998 г. на 68-м году жизни мой отец умер от цирроза печени в небольшой съемной однокомнатной полупустой квартире, где были лишь его кровать и стеллажи с любимыми книгами о дипломатии и шпионаже. Его здоровье сильно подорвал развод в 1996 г. с молодой женой, которую он очень любил и отдал ей и ее дочери от первого брака большую часть того, что имел.
Бывший резидент КГБ в Нью-Йорке Ю. Дроздов пишет, что место захоронения отца держится в секрете. Мне этот «секрет» известен - его похоронили в Вашингтоне, без согласия дочери, на территории церковного прихода отца Виктора Потапова.
Полковник КГБ свидетельствует
ПРОКОММЕНТИРОВАТЬ воспоминания Геннадия Шевченко редакция «АиФ» попросила бывшего заместителя службы безопасности МИД полковника КГБ в отставке Игоря Петрухина:
В НЬЮ-ЙОРКЕ, где произошла вся эта история, с нами было проведено 11 специальных мероприятий, которые должны были свести к минимуму ущерб, нанесенный побегом Аркадия Шевченко, в том числе и своей собственной семье.
А размеры этого ущерба действительно трудно преувеличить. Шевченко имел доступ к совершенно секретным сведениям, касавшимся тончайших деталей переговоров с США по самым разным вопросам. Когда Громыко приезжал в Нью-Йорк на сессию Генассамблеи ООН, он рассказывал другу Аркадию о расстановке сил в политбюро, о состоянии здоровья его членов, о новых назначениях и многом-многом другом, что даже перечислить невозможно. Шевченко имел информацию о сотрудниках КГБ и ГРУ, работавших под дипломатической «крышей», поэтому после его побега многие наши мероприятия были направлены на обеспечение их безопасности. Мы также приняли меры к тому, чтобы срочно доставить в Москву его жену из Нью-Йорка и сына Геннадия из Швейцарии. До самого трапа самолета «Аэрофлота» Леонгину Шевченко сопровождали посол СССР в США Анатолий Добрынин и постоянный представитель СССР в ООН Олег Трояновский, и каждый из них держал ее под руку.
Для самого Геннадия все происшедшее было страшным ударом: предательство и побег отца, которого он боготворил, самоубийство матери, крах дипломатической карьеры, только-только начавшейся, развод с женой.
Через некоторое время я получил указание от начальника Второго главка КГБ генерала Григоренко устроить Геннадия Шевченко под чужой фамилией в Институт государства и права.
Что касается отца, то на самом деле он был совсем не таким, каким его рисовало воображение сына.
Пользуясь своим высоким положением в советской колонии в Нью-Йорке, Аркадий Шевченко имел бесконечные одноразовые связи со стенографистками, машинистками, как с «местными», так и с теми, которые периодически приезжали на сессии Генассамблеи ООН. Сильно злоупотреблял спиртным. Когда друзья говорили ему, что он слишком много себе позволяет, он в ответ только смеялся: «Мне бояться нечего. Пока Андрей (Громыко) на месте, со мной ничего не случится».
Американцы обратили внимание на разгульный характер Шевченко и аккуратно подставили ему очень красивую женщину, агента ЦРУ. Дальнейшее, как говорится, было делом техники. Резидентура КГБ в Нью-Йорке довольно быстро ощутила утечку информации, причем с очень высокого уровня. И в Центр посыпались телеграммы. Одна из них сослужила плохую службу.
История подготовки Аркадия Шевченко к бегству началась с командировки одного высокопоставленного сотрудника МИДа СССР в Нью-Йорк. Это был друг Шевченко. Назовем его условно N. Накануне отъезда на столе у одного из заместителей министра иностранных дел он увидел телеграмму, из которой следовало, что у Аркадия Шевченко какие-то неприятности по линии КГБ. По приезде в Нью-Йорк этот человек, по нашей версии, при первой же возможности рассказал о телеграмме Шевченко.
Это сообщение повергло предателя в состояние «шока и трепета». Еще свежими были воспоминания об аресте в МИДа агента ЦРУ Огородника по кличке «Трианон» и его самоубийстве в процессе ареста. Шевченко понимал, что его может ждать та же участь. Ночью он пришел на конспиративную квартиру ЦРУ и закатил истерику. Ему объясняли, что он находится под постоянной негласной охраной ФБР, что КГБ в Нью-Йорке не так всесильно, как в Москве, но тут Шевченко неожиданно проявил твердость. Он вернулся в свою квартиру, сложил какие-то вещи в дорожную сумку и вышел. Жена его в то время уже спала.
…Шевченко судили заочно в Москве. Суд был, естественно, закрытым, и в зале, там, где обычно сидит публика, находился только один человек. Это был наш оперработник. Перед началом заседаний секретарь торжественно объявлял: «Прошу встать, суд идет!» Наш человек торопливо вставал, и ему казалось, что судят именно его…
Суд заочно приговорил Аркадия Шевченко к высшей мере наказания.