Языковые нормы развиваются в языке по внутренним законам, присущим системе языка, а также под воздействием внешних условий жизни общества, которые ускоряют, или замедляют, или вносят те или иные коррективы в развитие языка. Нормы эти развиваются в обществе стихийно, в практике общественной жизни. В литературном языке на определенном уровне развития общества – эти нормы могут сознательно регламентироваться, иначе, кодифицироваться (термин «кодификация» предложен чешским лингвистом Б. Гавранеком), например в специальных словарях и грамматиках. Кодификация языковых явлений не отрицает возможности вариантности. Существующие варианты, по мнению Р.И. Аванесова , если они признаются целесообразными, при кодификации оцениваются со стилистической точки зрения: одни из них признаются свойственными высокому стилю, книжному языку или языку поэтическому, другие – разговорной речи и т.д.
Сознательное регулирование языкового развития имеет в наше время особенно важное значение. В век стремительного движения науки, переворота общественного сознания, нового отношения к языку, который является не чем-то обособленным от человека, а частью человека, отражением мира «Действительное», а потому вмещающим в себя все то, что есть в каждом индивидууме, в обществе (т.к. из единиц сознания отдельных людей складывается общая картина реальности), появляется необходимость как-то вмешаться в речевую практику, урегулировать языковую вариативность. Можно говорить о том, что из-за обилия вариантов языкового выражения одного и того же явления и возникает острая проблема нормы и кодификации. И решать ее путем искусственного устранения, точнее умалчивания, той формы, которая представляется менее значимой (правильной или эстетически приемлемой), можно лишь на начальной стадии обучения языку. Более глубокое освоение родной речи не мыслится без анализа и характеристики реально существующих вариантов литературной нормы. Этим и занимаются нормализаторы.
Практическая нормализация русского языка началась, в сущности, с возникновения письменности. Иное дело – теоретическая нормализация, теория и практика культуры речи в собственном смысле слова. Начало такой работы связано с составлением первых грамматик, риторик и словарей, с описанием в учебных целях систем литературного образцового языка, его норм и функциональных стилей.
В истории культуры речи и национальной русской культуры вообще особое место принадлежит М.В. Ломоносову, убежденному стороннику нормализации русского языка. В области русской филологии М.В. Ломоносов – создатель научной грамматики русского языка, основоположник работ по стилистике и поэтике, ораторскому искусству, теории прозы и стихосложения. Труды М.В. Ломоносова, и в первую очередь «Российская грамматика» и «Риторика», заложили основы нормативной грамматики и стилистики русского языка. Работа эта была продолжена рядом замечательных русских языковедов – А.Х. Востоковым, Ф.И. Буслаевым, К.С. Аксаковым, Я.К. Гротом, А.А. Потебней и др.
Пособия и грамматики XIX века нередко носили в основном закрепительно-пуристический характер, «противоречили в своих практических рекомендациях духу народного словоупотребления, живому чутью образованных и демократически настроенных русских людей [Скворцов 1984].
В дореволюционный период «отдельными и жалкими островками» (Л.И. Скворцов) выглядели и миниатюрные словари неправильностей (В. Долопчева, К. Зеленецкого, И. Огиенко и др.), преследующие практические цели. Счастливое исключение составила книга В.И. Чернышева «Правильность и чистота русской речи. Опыт русской стилистической грамматики» (1-е издание – 1909 г., 2-е и 3-е издания – 1913-1915 гг.).
После революции 1917 г. проблемы нормализации русского языка выдвинуты потребностями общества на «передний край» лингвистической науки. Они были прямо связаны с повышением речевой культуры широчайших революционных масс, с задачами приобщения трудового народа к достижениям русской и мировой культуры, с совершенствованием политической пропаганды. В первые послереволюционные годы В.И. Ленин настоятельно добивался создания словаря образцового русского языка «для пользования и учения всех», выступал против порчи русского языка ненужными иноязычными заимствованиями. Ленинский завет был выполнен изданием четырехтомного «Толкового словаря русского языка» под редакцией проф. Д.Н. Ушакова.
В 50-60-е гг. многие языковые тенденции определились достаточно четко, а другие дали заметный результат (это относится в первую очередь к расширению нормативной базы, к заимствованиям в литературный язык из территориальных и социальных диалектов, а также из просторечия и других языков, к роту профессионального слоя лексики в системе литературного языка и др.). В связи с этим уточнялись научные принципы культуры речи: объективная и нормативная точка зрения на язык, строгое разграничение теории и практики кодификации (как нормализаторской деятельности) и нормы (объективно-исторического явления)и многое другое. Была издана «грамматика русского языка» АН СССР (т.1-2, М., 1952-1954), вышел в свет «Словарь современного русского литературного языка» в 17-ти томах (М.-Л., 1950-1965).
Внимание языковедов всегда привлекало теоретическое осмысление и исследование самого понятия литературной нормы как совокупности диалектических свойств устойчивости и подвижности, исторической обусловленности и изменчивости, строгой однозначности и функционально-стилистической обусловленности и т.п. При изучении нормы и ее структуры выдвигается динамический аспект ее понимания и объективной оценки. С позиций динамического подхода норма – это не только результат речевой деятельности, закрепленный в памятниках письменности, культуры, но и создание ин6нноваций в условиях их связи с потенциальными возможностями системы языка, с одной стороны, и реализованными, устоявшимися образцами – с другой. Интерес языковедов к природе литературной нормы вполне закономерен. Языковые нормы в их общественном, культурном бытии, по выражению Л.И. Скворцова, - «это маяк, на который языковой коллектив ориентируется в безбрежном океане речевой деятельности» [Скворцов 1984: 8]. Их изучение, точное описание и закрепление – важная общекультурная задача. А поскольку норма находится под двойным воздействием – со стороны языка, представляющего собой динамическую систему, и узуса, то она неизбежно должна пребывать в состоянии перманентного изменения. Это обстоятельство закономерно выдвигает на передний план ортологических исследований проблему нормативной идентификации языковых фактов, т.е. их оценки как «нормы» или «ненормы». Отсюда ясно, что комплекс вопросов, связанных с кодификацией , под которой понимается фиксация и описание нормы в специальных предназначенных для этого источниках , приобретает не только прикладной, но и концептуальный характер.
Прежде всего теоретической интерпретации требует уточнение соотношения нормы и кодификации. От Пражского лингвистического кружка идет строгое разграничение нормы и кодификации как объекта и его по возможности адекватного отражения, воспринятая большинством исследователей в нашей стране [Виноградов 1996: 132]. При вcей теоретической безукоризненности данного тезиса нужно отметить, что в условиях регулярной и ориентированной на массовую аудиторию кодификации – а именно такой представляется ситуация, сложившаяся в кодификации норм русского литературного языка (ср. едва ли не ежегодное переиздание «Словаря русского языка» С.И. Ожегова и «Орфографического словаря»), она (кодификация) сама становится весьма существенным фактором нормообразования. Это объясняется, во-первых, господствующим на обыденном уровне общественного и индивидуального языкового сознания представлением о данных и рекомендациях словарей как об абсолютной лингвистической истине, а во-вторых, тем, что наиболее влиятельные и авторитетные в языковом отношении носители литературного языка (литераторы, журналисты, редакторы, дикторы, педагоги, филологи в своей профессиональной и речевой деятельности, несомненно, следуют рекомендациям кодифицирующих источников, перенося тем самым норму из словаря в текст, откуда она через некоторое время может быть опять возвращена в словарь. Чтобы избежать этого порочного круга, по мнению С.И. Виноградова, кодификация должна строиться на таких принципах, которые позволили бы ей быть максимально адекватной сложившейся или складывающейся норме. А для этого нужно как минимум, чтобы эти принципы соответствовали сущностным характерам объекта – языковой нормы [там же: 132].
Поскольку наиболее важным свойством нормы является противоречивость, выраженная в одном действии тенденций к устойчивости и изменчивости, то и основными принципами кодификации следует признать разумный лингвистический консерватизм , с одной стороны, и толерантность – с другой [там же]. Очевидно, эти принципы относительно объективного состояния нормы расположены не вполне симметрично. Золотое правило кодификатора можно сформулировать следующим образом: «Плохо отстать от нормы, но еще хуже опередить ее» [там же]. Традиционный вариант еще долго сохраняется в речевой практике носителей данного языка. В то же время кодификация должна способствовать поддержке новых норм.
Существенно различающиеся контрадикторные рекомендации словарей, касающиеся довольно широкого круга факторов, свидетельствуют о том, что пока не выработана единая система нормативной оценки. Поиск универсального критерия нормативности, по мнению С.И. Виноградова, непродуктивен, т.к. «инструментарий определения объективного состояния нормы по необходимости должен представлять собой иерархически организованную структуру ее признаков» [там же: 133]. Господствовавшее ранее положение о том, что норма может иметь только одно основание (в качестве такого основания называли, например, авторитетность источника, традицию, соответствие «просвещенному вкусу»), ушло в прошлое. В современной лингвистике практически общепринятым стало представление о множественности критериев нормативности, хотя исследователи обычно выделяют разные признаки нормы, релевантные, с их точки зрения, для кодификации.
Наиболее отчетливо противопоставление объективности и оценочности в подходе к норме проявилось в теоретико-методологических работах А.М. Пешковского, сформулировавшего объективную (т.е. научную) и нормативную (т.е. оценочную) точку зрения на язык. Объективную норму можно определить как формирование возможностей различной реализации языковых средств, т.е. вариантов, а аксиологическую норму (оценочный аспект) – как принятие этих средств в качестве правильных, образцовых. Данное разграничение имело большое значение для процесса кодификации, потому что на этапе формирования современного русского литературного языка первостепенное значение имел вопрос о том, какой из вариантов кодифицировать в качестве литературного, как отделить продуктивные и полезные новообразования от речевых ошибок, какой из вариантов нужно узаконить.
К.С. Горбачевич полагает, что признание нормативности (правильности) языкового факта опирается на непременное наличие трех основных признаков: 1) регулярную употребляемость (воспроизводимость) данного способа выражения; 2) соответствие этого способа выражения возможностям системы литературного языка с учетом ее исторической перестройки; 3) общественное одобрение регулярно воспроизводимого способа выражения (причем роль судьи в этом случае обычно выпадает на долю писателей, ученых, образованной части общества) [Горбачевич 1989: 32], т.е. исследователь уделяет внимание не только «эстетическому принципу», но внутриязыковым факторам [Горбачевич 1971: 25].
По мнению Р.И. Аванесова, кодификация должна учитывать прежде всего употребительность данного варианта и тенденции языкового развития, т.е. в каком направлении развивается язык. Очень важен учет авторитетных источников. Однако к этому последнему фактору, как полагает Р.И. Аванесов, следует относиться с большой осторожностью, потому что писатели и поэты и раньше и еще больше в наше время допускают отклонения от литературной нормы [Аванесов 1984: 11]). С такой же осторожностью к нормам, взятым из произведений образцовых писателей, относился В.И. Чернышев: «Сами писатели являются для нас авторитетными только в тех случаях, где они не погрешают против общепринятых норм» (цит. по [Скворцов 1984: 44]).
Л.И. Скворцов считает, что перспективность той или иной нормы следует оценивать, исходя из динамических тенденций русского языка. Исследователь выдвигает два условия, которые необходимы, чтобы рекомендовать одну из сосуществующих норм: 1) системная обусловленность , 2) широкая употребительность [Скворцов 1984: 35].
Иными словами, нормативная оценка варьирующихся языковых единиц (а вне вариативности проблемы нормы не существует) исходит из характеристики вариантов с позиций того, что может быть (соответствует системе языка), что было (соответствует традиции) и что есть (отражает речевой узус) [Виноградов 1996: 133].
С.И. Виноградов полагает, что необходимо расширить перечни значимых для кодификации признаков нормы. Исследователь выдвигает следующие критерии: 1) соответствие языкового факта системе литературного языка и тенденциям ее развития (критерий системности ); 2) функциональная мотивированность появления и бытования в языке знака с данным значением, функциями прагматическими свойствами (критерий функциональной мотивированности ); 3) узуальность единицы, ее массовая воспроизводимость в литературных текстах, включая разговорную речь образцовых людей (критерий узуальности ); 4) позитивная общественная оценка языкового факта, его социальная санкционированность (критерий аксиологической оценки ); 5) безусловная нормативность контекста употребления языковой единицы (критерий нормативного окружения ); 6) высокий культурный престиж «использователя» знака (критерий культурогенного употребления ) (подробнее о данных критериях см. [Виноградов 1996]).
Таким образом, критерии нормативности необходимы для процесса отбора, распространения и формирования норм в сфере узуса (отстоявшегося употребления). Эти процессы создают условия для кодификации норм.
Норма проходит длительный путь к своему узакониванию, а кодификация – это именно результат, а до этого – целая цепочка развития нормы, включающая: 1) нормализационный акт установления , 2) функционирование , т.е. процесс массовой речевой практики, в рамках которого создаются условия для 3) спонтанного развития тенденций и норм употребления , отклоняющихся от «установленных» правил, нуждающихся, в свою очередь, в 4) кодификации , в процессе которого лингвист выступает уже не как нормализатор («установитель» в XVIII веке), а именно как кодификатор. И главная задача кодификатора – это объективное описание норм современного русского языка; т.е. кодификация должна опираться на наблюдения над живыми процессами функционирования литературного языка. Это и облегчено и затруднено тем обстоятельством, что кодификатор здесь сам является и свидетелем и участником описываемых языковых процессов, - и неизвестно еще, помогает ли ему в этом его собственной речевой опыт и опыт его среды или нет.
На определенном этапе развития нормы для кодификатора основным становится вопрос о том, когда следует кодифицировать новую или локальную, «выросшую» до всеобщей, норму и когда следует отказаться от старой. Для решения этого вопроса Е.Н. Ширяев предлагает специальную методическую модель экспертной комиссии, способную, с одной стороны, учесть мнение среднего носителя языка, а с другой – нисколько не умалить мнение специалистов и наиболее чутких к языку высокообразованных его носителей, среди которых обычно велик процент консерваторов, приверженцев старых норм [Ширяев 1996: 19].
Экспертная комиссия, по мнению Е.Н. Ширяева, должна состоять из носителей литературного языка, характеризующихся разным отношением к норме. В ее состав следует включить следующие группы, не менее пяти человек в каждой: «консерваторы» (ревнители старых традиционных норм, не склонные к новациям), «нейтралы» (носители литературного языка, в значительной степени склонные к традиционным нормам, но не сопротивляющиеся новшествам), «демократы»(носители литературного языка, допускающие в свою речь все то новое, что, по их мнению не противоречит литературному языку) и группа специалистов по нормам литературного языка.
Каждому члену экспертной комиссии должно быть предложено выбрать из четырех возможных ответов на вопрос нормативности новации: безусловно, допустимо, скорее допустимо, скорее недопустимо, безусловно недопустимо. Ответы на два первых вопроса оцениваются положительными оценками, на два последующих – отрицательными. Мнение специалиста будет весомым в деле кодификации нормы, т.к. он может предвидеть историческую динамику нормы и предугадать отношение разных групп неспециалистов к норме в будущем.
Интерпретация результатов экспертизы может быть такой: положительная оценка дает право новации «на гражданство», нулевая оценка относит решение вопроса о «правах гражданства» на будущее, отрицательная оценка не пускает новацию в речь.
Экспертные оценки позволяют не «на глазок» определять, какие новации стали нормой, а какие еще только допустимы и когда предпочитается старая норма. В этом отношении Е.Н. Ширяев предлагает следующее: если новация набирает более половины положительных баллов, она просто норма, менее - допустимая норма.
Таким образом, внедрение подобной модели экспертной комиссии «в жизнь» сможет предотвратить противоречие, возникающее между стабилизирующим действием кодификации и динамикой языковой нормы, а также устранить недостаток кодификации – направленность ее действия на сохранение устаревающей литературной нормы.
Похожая информация.
Языковая норма (норма литературная) - это правила использования речевых средств в определенный период развития литературного языка, то есть правила произношения, словоупотребления, использования традиционно сложившихся грамматических, стилистических и других языковых средств, принятых в общественно-языковой практике. Это единообразное, образцовое, общепризнанное употребление элементов языка (слов, словосочетаний, предложений).
Норма обязательна как для устной, так и для письменной речи и охватывает все стороны языка.
Различают нормы : орфоэпические (произношение), орфографические (написание), словообразовательные, лексические, морфологические, синтаксические, пунктуационные.
Языковые нормы - явление историческое, они меняются. Источники изменения норм литературного языка различны: разговорная речь; местные говоры; просторечие; профессиональные жаргоны; другие языки. Изменению норм предшествует появление их вариантов, которые реально существуют в языке на определенном этапе его развития, активно используются его носителями. Варианты норм отражаются в словарях современного литературного языка.
К основным источникам языковой нормы относятся словари. Показатели различных нормативных словарей дают основание говорить о трех степенях нормативности:
- норма I степени - строгая, жесткая, не допускающая вариантов; - норма II степени - нейтральная, допускает равнозначные варианты; - норма III степени - более подвижная, допускает использование разговорных, а также устаревших форм.
Вопрос 9. Орфоэпические нормы. Особенности русского ударения.
Орфоэпия (от греч. orthos прямой, правильный и epos речь) – совокупность правил, которые в отличие от орфографии определяют произносительные нормы устной речи и обеспечивают единообразное и обязательное для всех грамотных носителей языка звучание всех языковых единиц в соответствии с особенностями языковой фонетической системы, а также единообразное произнесение тех или иных языковых единиц в соответствии с исторически сложившимися и закрепившимися в общественной языковой практике нормами произношения.
Орфоэпические нормы определяют употребление звуков (фонем), порядок их следования в слове, т. е. нормативный фонемный состав слова.
Орфоэпические нормы называют также литературными произносительными нормами, так как они обслуживают литературный язык, то есть язык, на котором говорят и пишут культурные люди. Литературный язык объединяет всех говорящих по-русски, он нужен для преодоления языковых различий между ними. А это значит, что у него должны быть строгие нормы: не только лексические – нормы употребления слов, не только грамматические, но и нормы орфоэпические. Различия в произношении, как и другие языковые различия, мешают людям при общении, переключая их внимание с того, о чем говорится, на то, как говорится. В каждом языке действуют свои фонетические законы, по которым произносятся слова. Орфоэпические нормы определяют выбор произносительных вариантов – если фонетическая система в данном случае допускает несколько возможностей. Так, в словах иноязычного происхождения в принципе согласный перед буквой может произноситься как твердо, так и мягко, при этом орфоэпическая норма иногда требует твердого произношения, иногда мягкого. Орфоэпическая норма предписывает говорить коне(шн)о, а не коне(чн)о. Орфоэпия включает также нормы ударения.
Ударение.
Ударение в русском языке свободное, что отличает его от некоторых других языков, в которых ударение закреплено за каким-то определенным слогом. Например, в английском языке ударным бывает первый слог, в польском - предпоследний, в армянском, французском - последний. В русском языке ударение может падать на любой слог, поэтому его называют разноместным. Сопоставим ударение в словах: компас, добыча, документ, медикамент. В этих словах ударение соответственно падает на первый, второй, третий, четвертый слоги. Разноместность его делает ударение в русском языке индивидуальным признаком каждого отдельно взятого слова.
Кроме того, ударение в русском языке бывает подвижным и неподвижным. Если в различных формах слова ударение падает на одну и ту же часть, то такое ударение является неподвижным (берегу, бережёшь, бережёт, бережём, бережёте, берегут - ударение закреплено за окончанием). Ударение, меняющее свое место в разных формах одного и того же слова, называется подвижным (прав, правы, права; могу, можешь, могут).
Большая часть слов русского языка имеет неподвижное ударение.
Ударение имеет большое значение в русском языке и выполняет различные функции. От ударения зависит семантика(значение) слова (хло пок - хлопок ). Оно указывает на грамматическую форму. Наконец, ударение помогает различать значение слов и их формы. Сложность в определении места ударения в том или ином слове возрастает, поскольку для некоторых слов существуют варианты ударений. Целый ряд вариантов ударения связан с профессиональной сферой употребления. Есть слова, специфическое ударение в которых традиционно принято только в узкопрофессиональной среде, в любой другой обстановке оно воспринимается как ошибка. В публичных выступлениях, деловом общении, обиходной речи довольно часто наблюдается отклонение от норм литературного языка. Ошибки в ударении могут привести к искажению смысла высказывания.
Важнейшим признаком литературного языка считается его нормативность, которая проявляется в письменной и в устной форме.
Языковая норма – это единообразное, образцовое, общепризнанное употребление элементов языка (слов, словосочетаний, предложений); правила использования речевых средств литературного языка.
Характерные особенности нормы литературного языка: относительная устойчивость, распространенность, общеупотребительность, общеобязательность, соответствие употреблению, обычаю, возможностям языковой системы.
К основным источникам языковой нормы относятся произведения писателей-классиков и современных писателей, анализ языка средств массовой информации, общепринятое современное употребление, данные живого и анкетного опросов, научные исследования ученых-языковедов.
Нормы помогают литературному языку сохранять свою целостность и общепонятность. Они защищают литературный язык от потока диалектной речи, социальных и профессиональных арго, просторечия. Это позволяет литературному языку выполнять свою основную функцию – культурную.
Литературная норма зависит от условий, в которых осуществляется речь. Языковые средства, уместные в одной ситуации (бытовое общение), могут оказаться нелепыми в другой (официально-деловое общение).
Например, в русском языке нельзя употреблять такие формы, как «мое фамилие», «они побегли»; надо говорить «моя фамилия», «они побежали». Нормы описываются в учебниках, специальных справочниках, а также в словарях (орфографических, толковых, фразеологических, синонимов). Норма утверждается и поддерживается речевой практикой культурных людей. Норма в разговорной речи представляет собой результат речевой традиции, определяемой уместностью употребления выражения в той или иной ситуации. В зависимости от того, насколько четко произносятся слова, различают три стиля произношения: полный, нейтральный, разговорный.
Языковые нормы – явление историческое. Изменение литературных норм обусловлено постоянным развитием языка. То, что было нормой в прошлом столетии и даже 15–70 лет назад, сегодня может стать отклонением от нее. Например, в 1930-1940-е гг. употреблялись слова «дипломник» и «дипломант» для выражения одного и того же понятия: «студент, выполняющий дипломную работу». В литературной норме 1950-1 960-х гг. произошло разграничение в употреблении этих слов: прежнее разговорное «дипломник» теперь обозначает учащегося, студента в период защиты дипломной работы, получения диплома. Словом «дипломант» стали называтьпреимущественно победителей конкурсов, призеров смотров, отмеченных дипломом (дипломант Всесоюзного конкурса пианистов).
Показатели различных нормативных словарей дают основание говорить о трех степенях нормативности:
1– я степень – строгая, жесткая, не допускающая вариантов;
2– я степень – нейтральная, допускает равнозначные варианты;
3– я степень – более подвижная, допускает использование разговорных, а также устаревших форм.
Историческая смена норм литературного языка – закономерное явление и не зависит от воли и желания людей. Развитие общества, возникновение новых традиций приводят к постоянному обновлению литературного языка и его норм.
ЛЕКЦИЯ 2. ЯЗЫКОВАЯ НОРМА, ЕЕ РОЛЬ В СТАНОВЛЕНИИ И РАЗВИТИИ ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА
1. Понятие литературной нормы.
2. Орфоэпические нормы русского литературного языка.
3. Морфологические нормы русского литературного языка.
4. Синтаксические нормы русского литературного языка.
5. Нормы ударения. Лексические и стилистические нормы.
1. Понятие литературной нормы
Норма литературного языка – это сложное и противоречивое явление. В современной лингвистической литературе встречаются разнообразные определения нормы. Трудности определения этого понятия обусловлены наличием в этом понятии взаимоисключающих признаков. Охарактеризуем основные признаки литературной нормы.
Важным признаком литературной нормы является ее устойчивость (или стабильность). Благодаря устойчивости нормы литературный язык соединяет поколения, поскольку нормы языка обеспечивают преемственность культурных и языковых традиций. Но этот признак является относительным, поскольку литературный язык развивается, допуская изменения норм.
Некоторые исследователи считают, что важнейшей чертой литературной нормы является чисто количественный фактор – степень употребительности языкового явления. Однако следует иметь в виду, что высокая степень употребительности языкового варианта, будучи важной при определении языковой нормы, может характеризовать и речевые ошибки. Так, в разговорной речи, в диалектах что "часто встречается, то и есть норма".
Третьим признаком литературной нормы является соответствие авторитетным источником – чаще всего произведениям известных писателей. Однако следует помнить, что в художественном произведении может отражаться не только литературный язык, но и диалекты, и просторечие, поэтому при выделении норм на основе наблюдений над текстами художественной литературы необходимо разграничивать, с одной стороны, собственно авторскую речь, с другой стороны, – язык персонажей.
Литературная норма определяется внутренними законами развития языка, с другой стороны, норма обусловливается культурными традициями общества, тем, что одобряется обществом, охраняется, и тем, с чем общество борется, что осуждается.
Оставляя в стороне теоретические дискуссии о языковой норме, можно принять следующее определение литературной нормы: "Это относительно устойчивый способ (или способы) выражения, отражающий исторические закономерности развития языка, закрепленный в лучших образцах литературы и предпочитаемый образованной частью общества". [К.С. Горбачевич. Изменение норм русского литературного языка. – Л., 1971, с. 19]
Б.Н. Головин указывает, что норма – это исторически принятый в данном языковом коллективе (предпочтенный) выбор одного из функциональных вариантов языкового знака. "Норма становится регулятором речевого поведения людей…". [Основы культуры речи. – М.: Высшая школа, 1980, с.19]
Литературная норма кодифицируется, то есть получает официальное признание, будучи вследствие этого описанной в грамматиках, словарях, справочниках, имеющих авторитет в обществе.
Назовем некоторые словари и справочники:
Аванесов Р.И. Русское литературное произношение: – М., 1972.
Горбачевич К.С. Вариантность слова и языковая норма. – М., 1978.
Граудина Л.К., Ицкович В.А., Катлинская Л.П. Грамматическая правильность русской речи. Опыт частотно-стилистического словаря вариантов. – М.: Наука, 1976.
Орфоэпический словарь русского языка. Произношение. Ударение. Грамматические формы. – М., 1985.
Словарь ударений для работников радио и телевидения. – М., 1970.
Трудности русского языка. Словарь-справочник журналиста. – М., 1974.
Норма охватывает все уровни языка. Выделяются нормы произносительные, лексические, словообразовательные, морфологические, синтаксические.
Существует два вида норм:
1. Нормы обязательные. Их нарушение приводит к грубым ошибкам в речи.
2. Нормы вариантные. Вариантность норм складывается исторически. Вариантные нормы отражают стремление языка к стабильности, преемственности, универсальности, с одной стороны, и, с другой стороны, – стремление языка к изменению, что порождает нестабильность, вариативность.
Возможные варианты норм отражаются в словарях.
Например, в "Словаре современного русского литературного языка" как равноправные фиксируются акцентные варианты таких слов, как нормировАть и нормИровать, маркировАть и маркИровать, мЫшление и мышлЕние. Некоторые варианты слов даются с соответствующими пометами: творОг и (разг.) твОрог, договОр и (прост.) дОговор. Если же обратиться к "Орфоэпическому словарю русского языка" [М., 1983], то можно проследить за судьбой этих вариантов. Так, слова нормировАть и мышлЕние становится предпочтительным, а нормИровать и мЫшление имеют помету доп. (допустимо). Из вариантов маркИровать и маркировАть становится единственно правильным маркировАть.
Допустимость традиционного и нового произношения порождает представление о двух взаимодействующих фонетических подсистемах литературной речи – "старшей" и "младшей" норме:
младшая – допустимая, более свободная, открытая инновациям; характерная для обиходной речи.
Унификация нормы в условиях полифункционального развития языка нежелательна. Речь сценическая и дикторская, ораторская и преподавательская имеет свои функции – вполне естественно для нее иметь произносительные особенности (большая отчетливость, традиционность, меньшая податливость инновациям).
По отношению к литературной норме выделяется несколько типов речи, например:
1) элитарная речь, которая характеризуется соблюдением всех литературных норм, владением всеми функциональными стилями русского языка, переходом от одного стиля к другому в зависимости от сферы общения, соблюдением этических норм общения, уважения партнера;
2) литературная речь среднего уровня, которой владеет большая часть интеллигенции;
3) литературно-разговорная речь;
4) разговорно-фамильярный тип речи (обычно речь на уровне семьи, родственников);
5) просторечная речь (речь необразованных людей);
6) профессиональная речь.
Рассмотрим основные нормы литературного языка.
2. Орфоэпические нормы.
Орфоэпия (от греческих слов: orthos – прямой, правильный и epos – речь) – это совокупность правил, устанавливающих единообразное произношение.
Произносительные нормы свойственны устной речи. Однако не все характерное для устной речи относится к произношению в собственном смысле. Интонация – важное выразительное средство, придающее речи эмоциональную окраску, – а также дикция не относятся к произношению.
Ударение хотя всецело относится к сфере устной речи, но, являясь в русском языке признаком либо данного слова, либо данной грамматической формы, относится непосредственно к лексике и грамматике, а не характеризует само по себе произношение.
Таким образом, орфоэпия в собственном смысле слова указывает, как должны произноситься те или иные звуки в определенных фонетических положениях, в определенных сочетаниях с другими звуками, а также в определенных грамматических формах и группах слов или даже отдельных словах, если эти формы и слова имеют свои произносительные особенности.
Язык, являясь важнейшим средством человеческого общения, нуждается в единообразии письменного и устного своего оформления. Неправильное произношение (как и орфографические ошибки) отвлекает внимание на внешнюю сторону речи и поэтому является помехой при языковом общении. Орфоэпия наряду с орфографией, минуя особенности местных говоров, делает язык средством наиболее широкого общения. Являясь одной из сторон культуры речи, орфоэпия ставит своей задачей способствовать поднятию произносительной культуры русского языка.
Сознательное культивирование литературного произношения в театре, в кино, по радио, в школе имеет огромное значение в освоении многомиллионными массами русского литературного языка.
Важнейшие языковые черты, которые определили русское литературное произношение, сложились еще в первой половине XVII века в составе разговорного языка города Москвы, так называемого старомосковского просторечия. Разговорный язык Москвы, сложившийся к XVII веку на северновеликорусской диалектной основе под сильным воздействием южновеликорусских говоров, определил основные нормы литературного русского языка, в том числе и нормы произносительные. Установившиеся в Москве нормы передавались в другие культурные центры в качестве единого образца, постепенно усваиваясь там на почве своих местных диалектных особенностей.
Полной унификации литературного произношения нет. Возможны произносительные варианты, имеющие стилистическую окраску.
Кроме того, местное произношение всегда в определенной степени влияет на единое орфоэпическое произношение. Поэтому имеются местные отличия в произношении ряда крупных городов, таких, как Ленинград, Казань, Горький, Ростов-на-Дону, Рязань, Воронеж, Одесса и др.
В советскую эпоху ранее выработавшаяся орфоэпическая система сохранилась во всех своих основных, решающих чертах. Из нее выпали лишь отдельные частные особенности, получившие просторечный или специфически местный, московский характер. В ряде случаев произношение сближалось с правописанием. Возникли новые произносительные варианты.
Однако, несмотря на возникшие колебания и произносительные варианты, произносительная система в целом представляет собой исторически сложившееся явление, которое, развиваясь и вырабатывая новые черты, в то же время сохраняет и традиционные черты, отражающие пройденный исторический путь.
Основными источниками отклонений от литературного произношения являются письмо и родной говор. Отклонения от литературного произношения под влиянием письма объясняются тем, что не всегда имеется соответствие между буквенным и звуковым видом слова. Например, родительный падеж прилагательных мужского и среднего рода имеет в написании окончание с буквой г, а произносится в этой форме звук (в): большого (произносят больш[овъ]), слова конечно, что пишутся с буквой ч, а в произношении соответствует ей звук [ш]: конешно, што и мн.др.
В результате влияния правописания на произношение возникают произносительные варианты, допускаемые в литературном языке. Так возникли произносительные варианты формы именительного падежа прилагательных мужского рода с основой на заднеязычные: [кр?епкъй] и [кр?епк?ий], [г?ипкъй] и [г?ипк?ий], глаголов на –гивать, -кивать, -хивать: [фскакъвът?], [фскак?ивът?] и др.
Более частным источником отступления от литературного произношения является родной диалект говорящего. Так, весьма устойчивой диалектной чертой на севере является оканье. Даже при утрате окающего произношения произносят не месте безударного [о] звук, близкий к отодвинутому назад [э]: [вэда], [дэмой], [пэтом], [взэшла] или [въда], [дъмой], [пътом], [взъшла].
На юге устойчивой диалектной чертой является произношение [г] фрикативного образования - [y]. Южане, усвоив литературное произношение во всех основных чертах, очень долго сохраняют произношение [у] фрикативного. Особенно долго держится фрикативное образование в конце слов, где звук [у] закономерно оглушается в [х], т.е. имеет место произношение: [с?н?ех], [п?ирох],[д?ен?ьх] и др. При переходе от диалектного якающего произношения к литературному могут сохраняться более открытые оттенки безударных гласных. Такое сохранение влияния диалекта на речь говорящих, усвоивших литературное произношение во всех основных чертах, тоже создает произносительные варианты. Однако многие из этих вариантов, возникших под влиянием местного говора, в образцовой литературной речи недопустимы. [Е.М. Галкина-Федорук, К.В. Горшкова, Н.М. Шанский. Современный русский язык. Ч. I. – Изд. МГУ, 1961, с. 189-191]
Приведем некоторые примеры орфоэпических обязательных норм (произношение гласных и согласных звуков).
1. Слова иноязычного происхождения, вошедшие прочно в литературный язык, знают мягкое произношение зубных согласных и р перед е, например: тема, тенор, претензия, теория, и мн. др.
Особенно следует предостеречь от произношения твердых согласных перед е в таких словах, как тема, техника, текст, картотека, Одесса, демон, музей, газета, пионер, бассейн, конкретный, берет, профессор, эффект.
В недостаточно освоенных заимствованных словах наблюдается сохранение твердых согласных в соответствии с нормой ряда европейских языков. Произношение твердых согласных перед е наблюдается:
а) в выражениях, которые нередко воспроизводятся средствами других алфавитов: де-юре, де-факто, кредо;
б) в словах, обозначающих понятия зарубежного быта: пэр, мэр, дэнди, коттэдж, коктейль, констебль;
в) в собственных именах, фамилиях: Шопен, Флобер, Вольтер, Лафонтен;
г) в терминологии: интервью, дезинформация, модерн, ателье, шоссе, реквием, гротеск, сепсис, дедукция, модель, энергия, антитеза, стенд.
2. Произношение сочетания чн как шн было широко представлено в старой московской традиции. Эти нормы отразились в указаниях о произношении соответствующих слов в Толковом словаре под ред. проф. Д.Н. Ушакова.
В конце 19 – начале 20 веков многие слова произносились еще с шн, например: булошная, беспроволошный, бутылошный, взятошник, войлошный, молошник, буднишный, бруснишный, бруснишник, беспорядошный и т.д.
По современным нормам такое произношение является устаревшим, в ряде случаев – просторечным. Под влиянием правописания произношение шн постепенно стало вытесняться произношением чн. В современном литературном произношении шн обязательно в немногих словах, в ряде других оно допустимо наряду с чн. В словах нового происхождения, особенно в словах, появившихся в советскую эпоху, произносится только чн, ср.: многостаночный, поточный метод, съемочный.
В современном языке шн произносится в следующих словах: конешно, скушно, яишница, пустяшный, скворешник, прачешная, перешница, в женских отчествах на –ична: Савишна, Ильинишна, Фоминишна.
В ряде слов произношение шн допускается наряду с чн: булошная и булочная, сливошное и сливочное, яшневая и ячневая, молошный и молочный, пшенишный и пшеничный, лавошник и лавочник.
Под влиянием тюменских диалектов, в которых шн на месте чн распространено значительно шире, чем в литературном языке, в речи интеллигенции г.Тюмени произношение шн встречается в таких словах, в которых в нормированном языке употребляется чн, например, решной (вместо речной), бруснишный сок.
3. В литературном языке в конце слов в соответствии с написанием произносится -мь (семь, восемь), -бь (голупь), -вь (любофь). Под влиянием говоров в Тюменской области встречается ошибочное твердое произношение согласных (сем, восем).
4. В неопределенной форме глагола (улыбаться, заниматься, развиваться) на месте -ться по литературной норме произносится -цца (улыбацца, развивацца). Под влиянием говоров в Тюменской области часто ошибочно говорят так, как пишут (улыбаться, развиваться).
5. Суффикс –ся употребляется в глаголах после согласных звуков: смеялся, умывался, после согласных же употребляется вариант –сь: смеялась, умывалась. Иное произношение является диалектным.
Суффикс –ся, -сь по старой московской норме произносился твердо.
В настоящее время господствующим стало произношение мягкого –сь: смеюсь, зажглась. Лишь на сцене культивируется архаичное для общего литературного языка твердое произношение звука с у возвратных глаголов. Однако –ся произносится твердо: смеялса.
6. Особого замечания требует произношение звонкого согласного г. На месте орфографического г произносится взрывной г, который на конце слова чередуется с взрывным к: могу – мок.
В литературном языке фрикативное г употребляется в ограниченных условиях, с колебаниями: а) всегда в междометиях ага, ого, гоп; б) в некоторых словах, широко употребляющихся в церковном произношении: Господь, Бог, (Бога и т.д.), реже: благо, благодарить, богатый. В последних словах часто произносится г взрывное.
7. В речи тюменской интеллигенции под воздействием говоров сочетание гк произносится часто как кк, а сочетание гч как кч или кш: мяккий, леккий, лекковой, леккомысленный; мякче, мякше, лекче, лекше. В литературном языке в сочетаниях гк и гч в результате диссимиляции по способу образования вместо г произносится фрикативный звук х: мяхкий, лехкий, мяхче, лехче, облехчить, смяхчить, и под.
8. В первом предударном слоге после твердых согласных (кроме шипящих) произносится на месте орфографических а и о звук, близкий а. Не случайно еще М.В. Ломоносов писал:
"Великая Москва в языке столь нежна,
Что "а" произносить за "о" велит она".
В других безударных слогах после твердых согласных произносится звук ъ – краткий, редуцированный гласный среднего подъема.
В русском языке норма исключает так называемое оканье, т.е. произнесение звука о в безударном положении: нельзя, следовательно, говорить молоко, золото, дорогой, вместо о произносится редуцированный звук (средний между о и а). В Тюменской области под влиянием окающих старожильческих говоров "оканье" распространено и среди носителей литературного языка.
9. В соответствии с ударным е в первом предударном слоге произносится звук, средний между э и и – эы: цэына, оцэынить, цэыла, цэылую, лицэывоц, кольцэывой.
После мягких согласных в первом предударном слоге в соответствии с ударным а, о, е произносится несколько ослабленный гласный переднего ряда, по степени подъема средний между и и е – ие. Примеры: вз?иела, п?иети, пр?иеди, з?иетья, т?иени, в сниегу, цв?иеты, л?иесной, с?иедой, с?иело, в?иело, в?иесло, н?иесу, в?иезу, н?иесу, иеда, иезда, ч?иесы, ш?иедить, ш?иенель.
Икающее произношение в настоящее время встречается и в литературном языке. Но такое произношение не считается образцовым и характерно для беглой речи.
В остальных предударных слогах после мягких согласных произносится звук, средний между и и е, но более редуцированный, чем в первом предударном слоге, - ь. Примеры: п?ьр?ьв?иела, п?ьр?ьв?ьз?иена, ч?ьловек.
Произношение гласных в первом предударном слоге после шипящих допускает в современном литературном языке произносительные варианты. По старой московской норме произносят в данном положении звук, средний между э и ы, - ыэ или даже ы – в соответствии с ударным звуком а; в соответствии с ударным е произносится звук эы. Примеры: жыра, жыэркое или жыркое, жыэровня, шыэгать или шыгать, шыэлить или шылить, жэылтеть, шэыстой, пшэыно, шэыренга.
Эта норма последовательно соблюдается в современном сценическом произношении, в произношении дикторов радио, но она не имеет уже широкого распространения. В настоящее время установилась вторая норма, по которой после шипящих, особенно перед твердыми согласными, в соответствии с ударным а произносят гласный, близкий к а.
Однако в ряде отдельных слов орфоэпическим следует считать произношение с ые: жыэлеть или жылеть; к сожыэлению, пожыэлей, жыэкет, жыэсмин, лошыэдей, лошыэдям, лошыэдями, лошыэдях.
Допускается много отступлений от орфоэпических норм в употреблении гласных е или о после мягких согласных под ударением.
Основным фонетическим положением, в котором в русском языке осуществилось изменение е в о, является положение перед твердыми согласными. Поэтому незакономерно произношение ударного гласного э в таких словах, как расчесывать, дерн, с издевкой, черточка, подчеркивать, желчь, желчный, застегнутый, поблескивать, блеклый, поблекший, белесый, тверже.
Неправильное произношение данных слов объясняется влиянием просторечия и тюменских диалектов.
1. сш и зж, стоящие рядом, произносятся как шш:
пишется произносится
сшил шшыл
из шума ишшума
2. зж, стоящие рядом, произносятся как двойное мягкое жьжь:
пишется произносится
уезжаю уежьжьаю
возжи вожьжи
3. зж, если з относится к приставке, произносится как жж (твердо):
пишется произносится
изжога ижжога
безжалостный бежжалостный
Задание 1. Определите, какое слово является лишним (по произношению):
а) Конечно, нарочно, игрушечный;
б) Что, чтобы, нечто;
в) Млечный, восточный, пустячный;
г) Безоблачный, беспечно, яичница;
д) Табачный, сказочный, скворечник.
Задание 2. Кто прав:
Один ученик говорит "Мария Ильинишна", второй – "Мария Ильинична"?
Задание 3. Установите отступления от современных литературных норм. Отметьте, когда употребленный вариант является допустимым наряду с другим, укажите случаи единственно возможного литературного произношения.
а) В глуши, в деревне все вам скучно,
А мы, ничем мы не блестим,
Хоть вам и рады простодушно (П.)
б) По дороге зимней, скучной
Тройка борзая бежит.
Колокольчик однозвучный
Утомительно гремит (П.)
в) Эх, сердечный,
Что же значит твой стон бесконечный? (Н.)
г) Но в одну из кают
Чемоданов не несут –
Там поедет вот что:
Почтальон и почта (Марш.)
д) Иль взор унылый не найдет
Знакомых лиц на сцене скучной,
И, устремив на чуждый свет
Разочарованный лорнет,
Веселья зритель равнодушный… (П.)
Задание 4. Прочитайте вслух:
а) мягкий, легкий, легковой, легкомысленный.
б) От прилагательных мягкий, легкий образуйте формы простой сравнительной степени.
В речи интеллигенции под воздействием тюменских говоров сочетание гк произносится часто как кк, а сочетание гч как кч или кш: мяккий, леккий, лекковой, леккомысленный; мякче, мякше, лекче, лекше. В литературном языке в сочетаниях гк и гч в результате диссимиляции по способу образования вместо г произносится фрикативный звук х: мяхкий, лехкий, мяхче, лехче, облехчить, смяхчить и под. [Аванесов Р.И. Русское литературное произношение]
Задание 5. Прочитайте следующие пословицы и поговорки:
В одно перо и птица не родится. В поле пшеница годом родится, а добрый человек всегда пригодится. Волков бояться – в лес не ходить. Все хорошо, что хорошо кончается. Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдется. Дело мастера боится. Друзья познаются в беде. Как аукнется, так и откликнется. Любишь кататься, люби и саночки возить.
3. Морфологические нормы
Морфологические нормы многочисленны и касаются употребления форм разных частей речи. Эти нормы отражены в грамматиках и справочниках. Приведем отдельные нормы.
1. Имена существительные с основой на мягкий согласный и нулевым окончанием могут относиться к мужскому и женскому роду. Среди них можно выделить некоторые семантические группы. Так, названия животных, птиц, рыб, насекомых обычно относятся к мужскому роду, за исключением слов: выпь, моль, неясыпь, мышь. Среди вещественных и конкретных существительных могут быть слова мужского и женского рода, что обусловливается только традициями употребления, поэтому в случаях сомнения следует обращаться к словарям. Ср.:
Мужской род Женский род
картофель вермишель
лебедь вуаль
нашатырь дуэль
овощ мозоль
отель фасоль
2. Существительные с суффиксами субъективной оценки (-ышк-, -ишк-, -ушк-, -ищ-) сохраняют род того слова, к которому присоединяются суффиксы: дом – большой домище, сарай – старый сараишко, воробей – молоденький воробьишка, окунь – маленький окунишка, сильный голосище, нелепое письмишко.
3. Род несклоняемых существительных связан со значением слова. Неодушевленные существительные обычно относятся к среднему роду: алоэ, пальто, такси, какао, пианино, попурри, эскимо, джерси, желе, жюри, ландо, кашне, кимоно, пюре, рагу, радио и т.д. Однако в современном литературном языке зарегистрированы некоторые отклонения от нормы, например: авеню – жен. род, а также реже ср. род; болеро (испанский национальный танец) – муж. и ср. род; виски (водка) ср. и жен. род; кольраби (капуста) – жен. род; манго (фрукт тропического дерева) – муж. и ср. род; сирокко (знойный ветер в Африке) – муж. род; пенальти – муж. и ср. род; салями (сорт колбасы) – жен. род; урду, хинди (языки) муж. род, кофе – муж. род; в разг. речи – ср. род и немногие другие.
Название лиц относятся к мужскому или женскому роду в зависимости от пола обозначаемого лица, например:
Мужской род Женский род
атташе леди
денди фрау
кюре пани
кули миледи
микадо эмансипе
Некоторые слова относятся к общему роду, так как могут обозначать лиц мужского и женского пола: визави, инкогнито, протеже, саами (народность), сомали (народность).
Названия животных в соответствии с литературной нормой относятся к мужскому роду, например: динго, жако, зебу, колибри, какаду, кенгуру, марабу, пони, шимпанзе. Исключение составляют слова: иваси (рыба) – жен. род; цеце (муха) – жен. род.
Название животных в предложении могут употребляться как слова женского рода, если в тексте есть указание на самку животного: кенгуру кормила детеныша.
4. У буквенных аббревиатур (сложносокращенные слова, читаемые по названиям букв) род связан с их морфологической формой. Если аббревиатура склоняется, то ее род обусловлен окончанием: вуз – муж. род, так как в именительном падеже имеет нулевое окончание (ср.: в вузе, вузом и т.д.); цум – муж. род (в цуме, цумом). Если аббревиатура не склоняется, то обычно род ее определяется по роду стержневого слова, от которого образована аббревиатура: ЦК – Центральный комитет – муж. род, ВДНХ – выставка – жен. род. Однако у такого рода аббревиатур часто наблюдается отклонения от этого правила, особенно в тех случаях, когда аббревиатуры становятся привычными и отрываются от стержневого слова. Например, НЭП – муж. род, хотя стержневое слово женского рода (политика); МИД – муж. род, хотя стержневое слово среднего рода (министерство); ВАК – муж. род, хотя комиссия – женского рода.
5. Большое количество слов мужского рода в русском языке обозначают как лиц мужского, так и женского пола. Такие существительные обозначают лиц по профессии, роду занятий, называют должности и звания, например: герой, доцент, профессор, юрист, экономист, бухгалтер, адвокат, прокурор и т.п.. За последние десятилетия в литературном употреблении распространение получили конструкции типа директор пришла при обозначении лиц женского пола. Однако если сказуемое при обозначении лиц женского пола ставится в женском роде, то определения к ним употребляются только в форме мужского рода: молодой прокурор Иванова, опытный экономист Петрова сделала отчет.
6. В творительном падеже единственного числа у существительных женского рода возможны в соответствии с литературной нормой вариантные окончания –ой, –ою, (–ей, –ею), которые различаются только стилистически: окончания –ою (–ею) характерны для книжной, официальной или поэтической речи, а окончания – ой (–ей) имеют нейтральный характер, т.е. употребляются в любом стиле: водой – водою, страной – страною.
7. У существительных мужского рода, называющих вещества, в родительном падеже единственного числа возможны вариантные окончания –а и –у: снега – снегу, сахара – сахару, формы с этими окончаниями различаются или по значению, или стилистически. Различие в значении заключаются в том, что формы с окончанием –у обозначают часть от целого: купил сахару, но: производство сахара, напился чаю, но: выращивание чая. Стилистические различия проявляются в том, что формы с окончанием –а нейтральны (характерны для любого стиля), а формы с окончанием –у свойственны прежде всего устной, разговорной речи. В письменной же речи формы на –у встречаются в устойчивых сочетаниях: дать жару, не было уговора, дать маху, ни проходу, ни проезду, без спросу. Встречаются эти формы также в словах с уменьшительным значением: лучку, чайку, кваску.
8. В именительном падеже множественного числа большинству слов по традиционным нормам литературного языка соответствует окончание –ы, –и: слесари, пекари, токари, прожекторы. Однако встречается в ряде слов окончание –а. Формы с окончание –а обычно имеют разговорную или профессиональную окраску. Лишь в некоторых словах окончание –а соответствует литературной норме, например (устойчиво 70 слов): адреса, берега, бока, борта, века, векселя, директора, доктора, кителя, мастера, паспорта, повара, погреба, профессора, сорта, сторожа, фельдшера, юнкера, якоря, паруса, холода.
Иногда формы с окончаниями –а и –ы (–и) различаются по значению, ср.: меха (выделанные шкуры зверей) и мехи (кузнечные); корпусы (туловища людей или животных) и корпуса (здания; крупные войсковые соединения); лагери (общественно-политические группировки) и лагеря (стоянки, временные поселения); хлеба (зерновые растения) и хлебы (испеченные); соболя (меха) и соболи (животные); провода (электрические) и проводы (кого-либо); ордена (знаки отличия) и ордены (в средневековом обществе, например, орден меченосцев).
Приведем примеры существительных с окончанием –ы, –и: боцманы, бухгалтеры (бухгалтера – разг.), ветры (ветра – разг.), выборы, выговоры, джемперы (джемпера – разг.), договоры (договора – разг.), инспекторы, инструкторы (инструктора – разг.), инженеры (инженера –разг. и просторечное), конструкторы, свитеры (свитера – разг.), шоферы (шофера – разг.), токари.
Вариантные формы, формы, соответствующие литературной норме, подробно описаны в кн.: Л.К. Граудина, В.А. Ицкович, Л.П. Катлинская. Грамматическая правильность русской речи: Опыт частотно-стилистического словаря вариантов. – М.: Наука, 1976, с. 116-119.
9. Особое внимание следует обратить на склоняемость фамилий нерусского происхождения и географических названий. Приведем лишь некоторые нормы литературного языка.
а) Фамилии на –ко типа Шевченко, Сидоренко в официальной речи и в письменной форме литературного языка не склоняются.
В разговорной речи и в художественной литературе эти фамилии употребляются в двух вариантах, т.е. могут быть несклоняемыми, но могут и склоняться: направил к Семашке, разговоры об Устименке.
б) Если фамилии совпадают с нарицательными существительными, то женские фамилии не склоняются (встретил Анну Сокол), а мужские склоняются (встретил Владимира Сокола), при этом возможно несколько случаев: фамилии, имеющие суффиксы –ец, -ек, -ок, -ел лучше склонять без выпадения гласного: Ивану Заяцу, Тимофею Перецу; фамилии оканчивающиеся на мягкий согласный, обозначая лиц мужского пола, склоняются как существительные мужского рода, хотя, будучи нарицательными, они могут быть словами женского рода. Ср.: рысь – жен. род, но: Ивану Рысю, даль – жен. род, но: Владимиру Далю.
в) Русские фамилии на –ин, –ов в творительном падеже имеют окончание –ым: Фроловым, Ивановым, Калининым. Географические названия в творительном падеже имеют окончания –ом: г.Калиныном, с.Голышмановом. Окончание –ом имеют также иноязычные фамилии на –ин, –ов: Дарвином, Чаплином, Кольвином. Женские иноязычные фамилии не склоняются: Дарвин, Цейтлин и.т.п. [Подробнее об этом см.указанную выше книгу, с.150–160]
Своеобразны и специфичны нормы употребления числительных в современном русском языке.
Так, например, сложные числительные типа восемьдесят, семьсот – это единственная группа слов, в которых склоняются обе части: восемьюдесятью, семьюстами (твор. пад.), о восьмидесяти, о семистах (предл. пад.). В современной разговорной речи склоняемость сложных числительных утрачивается, чему способствует и профессиональная речь математиков, однако в официальной речи норма требует склонения обеих частей сложных числительных.
Собирательные числительные (двое, трое, …, десятеро) в официальной речи не употребляются, хотя по значению совпадают с количественными числительными. Но и в разговорной речи их употребление ограничено: они не сочетаются с наименованиями лиц женского рода, с неодушевленными существительными, с наименованиями высоких званий, должностей (герой, генерал, профессор и т.п.). Собирательные числительные сочетаются с наименованиями лиц мужского пола (кроме названий высоких званий, должностей): двое мальчиков, шестеро солдат; с названиями детенышей: семеро козлят, пятеро волчат; с субстантивированными прилагательными: семеро конных, четверо военных.
В сфере прилагательных к частым нарушениям нормы относится образование сложной формы сравнительной степени. Норме соответствуют формы типа "более + начальная форма прилагательного": более интересный. Образование типа более интереснее является ошибочным.
Важнейшим признаком литературного языка считается его нормативность, которая проявляется в письменной и в устной форме.
Языковая норма – это единообразное, образцовое, общепризнанное употребление элементов языка (слов, словосочетаний, предложений); правила использования речевых средств литературного языка.
Характерные особенности нормы литературного языка: относительная устойчивость, распространенность, общеупотребительность, общеобязательность, соответствие употреблению, обычаю, возможностям языковой системы.
К основным источникам языковой нормы относятся произведения писателей-классиков и современных писателей, анализ языка средств массовой информации, общепринятое современное употребление, данные живого и анкетного опросов, научные исследования ученых-языковедов.
Нормы помогают литературному языку сохранять свою целостность и общепонятность. Они защищают литературный язык от потока диалектной речи, социальных и профессиональных арго, просторечия. Это позволяет литературному языку выполнять свою основную функцию – культурную.
Литературная норма зависит от условий, в которых осуществляется речь. Языковые средства, уместные в одной ситуации (бытовое общение), могут оказаться нелепыми в другой (официально-деловое общение).
Например, в русском языке нельзя употреблять такие формы, как «мое фамилие», «они побегли»; надо говорить «моя фамилия», «они побежали». Нормы описываются в учебниках, специальных справочниках, а также в словарях (орфографических, толковых, фразеологических, синонимов). Норма утверждается и поддерживается речевой практикой культурных людей. Норма в разговорной речи представляет собой результат речевой традиции, определяемой уместностью употребления выражения в той или иной ситуации. В зависимости от того, насколько четко произносятся слова, различают три стиля произношения: полный, нейтральный, разговорный.
Языковые нормы – явление историческое. Изменение литературных норм обусловлено постоянным развитием языка. То, что было нормой в прошлом столетии и даже 15–70 лет назад, сегодня может стать отклонением от нее. Например, в 1930-1940-е гг. употреблялись слова «дипломник» и «дипломант» для выражения одного и того же понятия: «студент, выполняющий дипломную работу». В литературной норме 1950-1 960-х гг. произошло разграничение в употреблении этих слов: прежнее разговорное «дипломник» теперь обозначает учащегося, студента в период защиты дипломной работы, получения диплома. Словом «дипломант» стали называтьпреимущественно победителей конкурсов, призеров смотров, отмеченных дипломом (дипломант Всесоюзного конкурса пианистов).
Показатели различных нормативных словарей дают основание говорить о трех степенях нормативности:
1– я степень – строгая, жесткая, не допускающая вариантов;
2– я степень – нейтральная, допускает равнозначные варианты;
3– я степень – более подвижная, допускает использование разговорных, а также устаревших форм.
Историческая смена норм литературного языка – закономерное явление и не зависит от воли и желания людей. Развитие общества, возникновение новых традиций приводят к постоянному обновлению литературного языка и его норм.