Главная заслуга Державина заключалась в сближении поэзии с жизнью. В его произведениях впервые перед читателем предстали картины сельской жизни, современные политические события, природа. Главным предметом изображения стала человеческая личность, а не условный, вымышленный герой. Поэт заговорил в стихах о самом себе – всё это для русской литературы было ново и совершенно необычно. Рамки классицизма оказались тесными для Державина: он в своём творчестве отверг учение о жанровой иерархии. Низкое и высокое, печальное и смешное соединились в одном и том же произведении, отразив жизнь в её единстве контрастов.
Державин-человек резко выделялся из массы своих современников своими интеллектуальными и моральными качествами. Бедный дворянин, Державин дослужился до самых высоких чинов, но он не ужился ни с Екатериной II, ни с Павлом I, ни Александром I. Причина была всегда одна – он слишком ревностно служил делу, Родине, народу.
Ода «Фелица». Программным стихотворением Державина, заставившим читателей сразу заговорить о нём, как о большом поэте, была ода «Фелица». По словам В. Г. Белинского, «Фелица» – одно из «лучших созданий Державина. В ней полнота чувства счастливо сочеталась с оригинальностью формы, в которой виден русский ум и слышится русская речь. Несмотря на значительную величину, эта ода проникнута внутренним единством мысли, от начала до конца выдержана в тоне. Олицетворяя в себе современное общество, поэт тонко хвалит Фелицу, сравнивая себя с нею и сатирически изображая свои пороки».
«Фелица» – наглядный пример нарушения классицистской нормативности, прежде всего благодаря сочетанию оды с сатирой: образу просвещённого монарха противопоставляется собирательный образ порочного мурзы; полушутя, полусерьёзно говорится о заслугах Фелицы; весело смеётся автор над самим собой. Слог стихотворения представляет, по словам Гоголя, «соединение слов самых высоких с самыми низкими».
Образ Фелицы у Державина отличается многоплановостью. Фелица – просвещённая монархиня и в то же время – частное лицо. Автор тщательно выписывает привычки Екатерины-человека, её образ жизни, осо¬бенности характера:
Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом.
Новизна стихотворения заключается, однако, не только в том, что Державин изображает частную жизнь Екатерины II, новым, сравнительно с Ломоносовым, оказывается и сам принцип изображения положительного героя. Если, например, образ Елизаветы Петровны у Ломоносова предельно обобщён, то здесь комплиментарная манера не мешает поэту показать конкретные дела правительницы, её покровительство торговле и промышленности, она – тот «бог», по словам стихотворца,
Который даровал свободу
В чужие области скакать,
Позволил своему народу
Сребра и золота искать;
Который воду разрешает
И лес рубить не запрещает;
Велит и ткать, и прясть, и шить;
Развязывая ум и руки,
Велит любить торги, науки
И счастье дома находить.
Фелица «просвещает нравы», пишет «в сказках поученья», но на «любезную» ей поэзию она смотрит как на «летом вкусный лимонад». Оставаясь в рамках дифирамба, Державин следует правде и, может быть, сам того не замечая, показывает ограниченность Екатерины-писательницы, которая стремилась развивать литературу в духе охранительных идей.
Державин, как и его предшественники, противопоставляет современное царствование предыдущему, но делает это опять-таки предельно конкретно, с помощью нескольких выразительных бытовых деталей:
Там с именем Фелицы можно
В строке описку поскоблить...
В этой оде поэт соединяет похвалу императрице с сатирой на её приближённых, резко нарушая чистоту жанра, за которую ратовали классицисты. В оде появляется новый принцип типизации: собирательный образ мурзы не равен механической сумме нескольких отвлеченных «портретов». Державинский мурза – это сам поэт с присущей ему откровенностью, а порой и лукавством. И вместе с тем в нём нашли своё отражение многие характерные черты конкретных екатерининских вельмож. Вот поэт роскошествует, как Потёмкин; уходит со службы на охоту, как Л. И. Панин; не даёт спать по ночам соседям, тешась роговой музыкой, как С. К. Нарышкин; веселит свой дух кулачными боями, как А. Г. Орлов; просвещает свой ум чтением Полкана и Бовы, как А. А. Вяземский. Сейчас, чтобы установить прототипы мурзы, нужны комментарии. Современники Державина узнавали их без труда. Типичность образа мурзы была ясна и самому поэту – он закончил рассказ о нём многозначительными словами: «Таков, Фелица, я развратен! Но на меня весь свет похож».
Внесение в поэзию личностного начала было смелым, но необходимым шагом, подготовленным самой логикой художественного развития. В стихах Державина раскрывается во всей полноте и противоречиях образ его современника, человека естественного, с его падениями и взлётами.
Нововведением Державина явилось также включение в оду образца натюрморта – жанра, который потом блестяще предстанет и в других его стихотворениях: «Там славный окорок вестфальской, // Там звенья рыбы астраханской, //Там плов и пироги стоят…». Новаторский характер произведения увидели его современники.
Ода «Бог». Это произведение – вдохновенный гимн всесилию человеческого разума. Поэт начал работать над ней в 1780 году и закончил в 1784. Державин, вслед за Ломоносовым, подходит к понятию божества как деист. Бог для него – начало начал, по существу это вся природа, всё мироздание, что «всё собою наполняет, объемлет, зиждет, сохраняет». Используя богословские термины, Державин пишет о вечном движении матерни:
О ты, пространством бесконечный,
Живой в движеньи вещества;
Теченьем времени превечный,
Без лиц, в трёх лицах божества!
Он поясняет при этом, что три лица обозначают вовсе не богословскую троицу, а «три лица метафизические; то есть бесконечное пространство, беспрерывную жизнь в движении веществ и нескончаемое течение времени, которое бог в себе совмещает». Время, пространство и движе¬ние, по Державину,– атрибуты природы. Державин пишет о необъятности вселенной, о множественности миров:
Светил возжженных миллионы
В неизмеримости текут,
Твои они творят законы,
Лучи животворящи льют.
Как истинный деист, он говорит о наличии божественного толчка:
Ты свет, откуда свет истёк.
Создавший всё единим словом,
В творенья простираясь новом,
Ты был, ты есть, ты будешь ввек.
Державин не мог не задуматься в оде «Бог» о месте человека в мироздании:
Как капля в море опущенна,
Вся твердь перед тобой сия.
Но что мной зримая вселенна?
И что перед тобою я?
Ощутимо изобразив ту ничтожно малую величину, которую представляет собой человек по сравнению со вселенной, Державин с гордостью говорит о его возможностях, о силе человеческой мысли, стремящейся к постижению мира, могущей «Измерить океан глубокий, // Сочесть пески, лучи планет» и дерзающей вознестись к непостижимому богу.
Человек не просто пылинка в хаосе мира. Он частица общей системы мироздания, он занимает среди живых существ своё определённое и очень важное место:
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества.
Человек – средоточие вселенной, наиболее совершенное создание на земле. Державин необычайно высоко оценивает его силы и возможности.
«Водопад». В стихотворении «Водопад» Державин снова возвращается к теме скоротечности бытия и задаёт вопрос, что такое вечность, кто из людей имеет право на бессмертие. Великолепная картина водопада, которой открывается стихотворение, заключает в себе аллегорию: водопад – быстротекущее время, а волк, лань и конь, приходящие к нему, – знаки таких человеческих качеств, как злоба, кротость и гордость:
Не жизнь ли человеков нам
Сей водопад изображает?
Он так же благом струй своих
Поит надменных, кротких, злых.
Не так ли с неба время льётся,
Кипит стремление страстей…
Большинство человеческих судеб бесследно исчезает в вечности, и лишь немногие остаются в памяти потомства. Чтобы решить, кто достоин бессмертия, Державин сопоставляет два типа деятелей – Потёмкина и Румянцева.
Около водопада сидит и размышляет о том, что значит быть полезным отечеству, «некий муж седой». Это полководец Румянцев, явно идеа¬лизированный Державиным, которого поэт противопоставляет Потёмкину – вельможе, слишком много внимания уделявшему самому себе. В то же время поэт говорит и о многих полезных делах, и о личных достоинствах Потемкина, благодаря которым его любили простые солдаты и ненавидела знать.
Но ни одного доброго слова не находит Державин для преемника Потёмкина – Платона Зубова. Об этом ничтожестве, которое только и умело, что «охуждать» дела своего предшественника, поэт отзывается с уничтожающим презрением, говоря о нем как о черве, ползающем вокруг праха героя.
Снова возвращаясь в конце оды к теме водопада, Державин отождествляет его одновременно и с Потёмкиным, и со всеми земными владыками – «водопадами мира», и, между строк, с самим веком Екатерины II: блестящим, пышным, шумным – и жестоким, страшным, кровавым. И не избитой моралью, не сухим нравоучением, а горьким упреком, безнадежной мечтой о лучшем будущем звучит заключительный призыв поэта:
Лишь истина даёт венцы
Заслугам, кои не увянут;
Лишь истину поют певцы,
Которых вечно не престанут
Греметь перуны сладких лир;
Лишь праведника свят кумир.
Услышьте ж, водопады мира!
О славой шумные главы!
Ваш светел меч, цветна порфира,
Коль правду возлюбили вы,
Когда имели только мету,
Чтоб счастие доставить свету.
Свыше четырех лет Державин работал над «Водопадом», однако сумел создать впечатление, что стихотворение написано сразу, по вдохновению, «на едином дыхании» под впечатлением необычной смерти «баловня счастья» Потемкина. И это роднит «Водопад» с романтизмом начала XIX века, который утверждал, что источником истинной поэзии является вдохновение поэта.
Художественные особенности оды: общая торжественная тональ¬ность стихотворения, мрачно-возвышенный колорит, титанические об¬разы в духе северных сказаний и народных былин – окончательно делают «Водопад» одним из первых романтических стихотворений русской по¬эзии.
Державин сыграл выдающуюся роль в истории русской литературы. На его достижения опирались все поэты первых десятилетий девятнадца¬того века.
Особой заслугой поэта следует признать художественное исследование им диалектики бытия макро- и микрокосма. Отсюда излюбленный поэтический приём поэта – антитеза. Ему порой удаётся выявить диалектическую связь противоречий в их единстве. Замечательны в этом отношении следующие строки из оды «Бог»:
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я Царь – я раб – я червь – я бог!
Обновлению поэзии способствовал «забавный русский слог» Державина. Соединяя слова «высокие» и «низкие», Державин освобождал отечественную поэзию от сковывающих пут теории «трёх штилей», открывая дорогу развитию реалистического языка. Недаром В. Г. Белинский сказал, что «Державин – отец русских поэтов», что он «бы первым живым глаголом нашей поэзии русской».
По В. Западову, В. Фёдорову.
Сочинение
Репутация поэта складывается при его жизни. Реальное же понимание его поэзии и ее места в литературном развитии определяет и обуславливает история. Яркой иллюстрацией этой закономерности является творчество Державина.
Слава пришла к Державину внезапно в 1783 году, когда в первом номере журнала «Собеседник любителей российского слова» была напечатана его ода «Фелица». Стихотворение, обращенное к Екатерине II, понравилось императрице, автор был награжден золотой табакеркой и 500 червонцами.
Происходило это в пору нарастающего кризиса классицизма, когда ода себя изживала. Правила нормативной поэтики обязывали следовать образцам (реально в России — подражать одам Ломоносова).
Державин же выступил дерзким разрушителем эстетической системы классицизма, смелым новатором, открывшим русской поэзии новые пути.
Что же сделал Державин? «Путь непротоптанный и новый ты избрал». И на этом пути проявилась его оригинальность: сохраняя высокую тему — воспевая «добродетели» императрицы, — он отказался от риторики и простым слогом выразил свое личное отношение к Екатерине II и ее окружению: «Ты простотой умел себя средь нас вознесть».
Его ранние оды, в особенности знаменитая «Фелица», также заключают в себе нагнетание торжественных восхвалений царицы за высокую добродетельность ее правления. Из 26 десятистиший «Фелицы» (лирическая медитация в 260 стихов") 19 выражают такие растянутые и во многом однообразные восхваления.
Но автор этой оды начал творить в то время, когда сверхличность гражданского мышления, свойственная «ортодоксальному» классицизму, стала уже утрачиваться, когда в нем уже возникала дифференциация личного начала, возбуждаемого начавшимся кризисом старого сословного общества и его власти. Это приводило к существенным сдвигам в сфере художественного «миросозерцания», к преодолению его гражданско-моралистической отвлеченности и, в частности, к значительному усилению предметной изобразительности в жанре гражданской оды. Державин и выступил здесь как поэт-новатор — он поразил своих современников введением в этот «высокий» и торжественный жанр мотивов юмористического изображения частной жизни.
В «Фелице» после 4 строф вступления и первых восхвалений строгой жизни царицы, по контрасту с ними, следуют 7 строф, содержащих слегка насмешливое изображение вольной и беззаботной жизни самого лирического субъекта, одного из приближенных царицы, а в намеках — и ее вельмож. В этих строфах предметная изобразительность возникает при воспроизведении отдельных моментов привольной жизни вельможей, она явно преобладает над медитативностью. Но она все же подчинена общей иронической интонации описания. И даже синтаксически целых пять строф такого описания связаны между собой анафорическими повторами союза «или» («Или в пиру я пребогатом, // Где праздник для меня дают, // Где блещет стол сребром и златом, // Где тысячи различных блюд…», «Или средь рощицы прекрасной, // В беседке, где фонтан шумит…» и т. д.). А далее, развивая тот же контраст, поэт вновь обращается к длинным, нагнетенным и торжественным славословиям царице и ведет их в отвлеченно-медитативном плане.
Гаврилу Романовича Державина как поэта знают все, о нем существует колоссальная литература. Но знают и пишут о нем, по понятным причинам, почти исключительно как о великом русском поэте, в гораздо меньшей степени – как о государственном деятеле. А между тем, Державин был одним из первых русских консерваторов, со всеми присущими этому направлению достоинствами и недостатками.
Внешняя канва биография Державина достаточно хорошо известна . Его консервативная позиция сложилась в царствование Александра I. Взгляды и политическая практика зрелого Державина свидетельствуют, что он разделял ряд основных составляющих формирующегося консерватизма (необходимость крепкой самодержавной власти, ограничивающей интересы западнически и космополитически настроенной высшей аристократии, отрицание либеральных преобразований, защита сословного деления общества и крепостного права, борьба с западничеством в форме галломании, поиски самобытного пути развития России в сфере культуры, русский национализм, который особенно рельефно проявился в его отношении к польскому и еврейскому вопросам) и последовательно проводил их в своей государственной и общественной деятельности. Таким образом, он является одним из «отцов»- основателей русского консерватизма, наряду с Н.М. Карамзиным, А.С. Шишковым, Ф.В. Ростопчиным и С.Н. Глинкой. Биография Державина-консерватора заслуживает монографического освещения, она достаточно обширна, поэтому стоит остановиться лишь на наиболее важных эпизодах его политической и интеллектуальной биографии, ярко характеризующих его именно как представителя «правого лагеря» своего времени.
Одной из достаточно острых проблем начала царствования Александра I был еврейский вопрос, который затрагивал интересы той части еврейства, которая проживали на территориях, вошедших в состав Российской империи после разделения Польши. Державин принял самое активное участие в попытках его разрешения, причем его позиция имела консервативно-националистическую окраску. Еще при Павле I в 1800 г. он был командирован в Белоруссию для того, чтобы, с одной стороны, принять меры против голода, а с другой, изучить еврейский вопрос на месте. По итогам поездки Державиным была составлена записка «Мнение сенатора Державина об отвращении в Белоруссии недостатка хлебного обузданием корыстных промыслов евреев, о их преобразовании и прочем» . В ней Державин изобразил евреев главными виновниками бедственного положения крестьянства и предлагал выгнать их из деревень и запретить заниматься продажей зерна, винокурением и брать помещичьи имения в аренду. Впрочем, он отмечал, что в тяжелом экономическом положении крестьян виноваты не только евреи, но и польские помещики, которые недостаточно заботятся о благосостоянии своих крестьян. Державин также давал резко отрицательную оценку еврейской культуре и обычаям, внутренней общинной организации еврейской общины, системе религиозного еврейского образования, воспитывающее, с его точки зрения, крайне негативное отношение к христианству. Основной практический вывод Державина заключался в том, чтобы полностью ассимилировать российское еврейство.
Значение «Мнения» Державина в исторической литературе оценивается по разному. К примеру, израильский исследователь Дж. Клиер называет этот документ «грандиозным» и утверждает, что он послужил источником «информации, пусть и неточной, для реформаторов последующих поколений» и «катализатором важной попытки преобразования при Александре I» . Именно Державин был первым государственным сановником высокого ранга, который сформулировал «еврейский вопрос» в России . Подобный взгляд на евреев «преобладал в официальном подходе и общественном мнении в течение всего XIX столетия» . Клиер явно преувеличил как роль «Мнения» в правительственной политике, так и его влияние на формирование антисемитского дискурса позднейших черносотенцев. Надо отметить, что Державин прежде всего предлагал меры, ставящие своей целью ни много ни мало изменить мировоззрение, обычаи и традиции еврейства, прежде всего – приобщить к христианской культуре, придав светский характер системе еврейского образования. Следует подчеркнуть, что его ассимиляционный проект опирался на проекты «еврейской реформы», ранее выдвигавшиеся порвавшими с иудаизмом и перешедшими в христианство Я. Франком и Н. Ноткиным.
Державин резко отрицательно оценил такую либеральную меру, как издание закона о вольных хлебопашцах (1803), поскольку считал, что от освобождения крестьян от крепостной зависимости « в нынешнем состоянии народного просвещения не выйдет из того никакого блага государственного, а напротив того вред, что чернь обратит свободу в своевольство и наделает много бед». Он, впрочем, не столько защищал крепостное право как нерушимый принцип, сколько считал вопрос об освобождении крестьян несвоевременным. В одном из вариантов своего завещания, который был написан им уже в отставке, Державин выражал желание, чтобы все его крепостные люди и крестьяне на основании указа 1803 г. были обращены в вольных хлебопашцев.
В начале октября 1803 г. Александр I опубликовал рескрипт, в котором под предлогом нарушений в ведении дел в канцелярии министра юстиции Державин освобождался от занимаемого им поста министра юстиции и генерал-прокурора, при этом оставаясь членом Сената и Государственного Совета. Во время личной встречи с Александром I на вопрос Державина о причинах немилости император заявил: «Ты слишком ревностно служишь», после чего вспыливший Державин отказался от присутствия в Совете и Сенате и просил его полностью уволить от службы. 7 октября 1803 г. последовал именной указ о его увольнении, положивший конец карьере Державина как государственного деятеля.
Главной причиной своей отставки Державин считал происки врагов. Прежде всего, он считал таковыми «молодых друзей» императора (Негласный комитет), которых он называл не иначе как «якобинской шайкой», пропитанной «французским и польским конституционным духом».
После отставки Державин сосредоточился на литературной и общественной деятельности, причем сделал исключительно много для становления русской консервативной «партии». Пик его деятельности в консервативном лагере пришелся на 1807-1812 гг. Это было время, когда «неудачи во внешней политике (Аустерлиц, Тильзит) вызвали огромный прилив патриотических настроений. Россия обратилась к поискам национальных ориентиров, способных консолидировать общество вокруг престола. Их стержень видели в прошлом – от древности до екатерининского времени». В этих общественных исканиях одной из главных интеллектуальных сил стала Российская Академия, в которой в роли главных «радетелей национально-патриотических идей», вызывающих в обществе понимание и уважение были А.С. Шишков и Г.Р. Державин . По их инициативе, некоторые члены Академии сформировали литературное объединение русских консерваторов, его ядро составили так называемые литераторы-«архаисты». Так появилась «Беседа любителей русского слова». «Беседа» ставила своей главной целью борьбу с галломанией — господствующей тогда формой русского западничества, беспрецедентного увлечения французским языком и культурой, причем в канун великой войны с Наполеоном.
Предыстория «Беседы» началась в январе 1807 г., когда Шишков предложил Державину организовать еженедельные литературные вечера. Они стали проходить с февраля того же года, по субботам, поочередно на квартирах у Г.Р. Державина, А.С. Шишкова, И.С. Захарова и А.С. Хвостова. Державин, наряду с Шишковым, был вторым по значению инициатором создания «Беседы». На заседаниях «Беседы» читали свои произведения помимо Державина, И.А. Крылов, Н.И. Гнедич, С.А. Ширинский-Шихматов и др., причем разговоры велись не только о литературе, но и о текущей политике. Дружеские собрания постепенно принимали организационные формы. Идея окончательно преобразовать чтения в публичные и оформить их юридически возникла в 1810 г.
Первое торжественное заседание «Беседы» и первые чтения последовали 14 марта 1811 г. в доме Державина, который для собраний заново отделал отдельный зал и пожертвовал на 3000 рублей книги для библиотеки «Беседы». А.С. Шишков добился того, чтобы на первое заседание был приглашен сам император Александр I (правда, он так и не появился). К первому заседанию «Беседы» композитор Д.С. Бортнянский, близкий к императрице Марии Федоровне, по предложению Державина написал поздравительную кантату «Сретение Орфеем солнца», которая была исполнена по намеченной программе певчими из придворной капеллы. Существует мнение, что вдовствующая императрица Мария Федоровна покровительствовала кружку Шишкова – Державина и разделяла их консервативные убеждения. В ее дворце в Павловске бывали и читали свои произведения члены этой литературной группы.
В записках А.С. Стурдзы подробно описаны бытовые детали заседаний «Беседы»: «Зала средней величины, обставленная желтыми под мрамор красивыми колоннами, казалась еще изящнее при блеске роскошного освещения. Для слушателей вокруг залы возвышались уступами ряды хорошо продуманных седалищ. Посреди храмины муз поставлен был огромный продолговатый стол, покрытый зеленым тонким сукном. Около стола сидели члены Беседы под председательством Державина, по мановению которого начиналось и перемежалось занимательное чтение вслух, и часто образцовое» .
Организация общества была тщательно продумана. «Беседа» первоначально состояла из 24 действительных членов и из членов-сотрудников, «кои на убылые места поступают в действительные члены» . Для соблюдения порядка в чтениях она разделялась на четыре разряда. Председателями 1-4 разрядов были назначены соответственно А.С. Шишков, Г.Р. Державин, А.С. Хвостов и И.С. Захаров. Кроме председателя в каждом разряде было еще по пять действительных членов. Над председателями во главе каждого разряда были поставлены попечители: П.В. Завадовский, Н.С. Мордвинов, А.К. Разумовский и И.И. Дмитриев (первый – бывший, а остальные – действующие министры). К числу действительных членов к «Беседе» принадлежали И.А. Крылов, С.А. Ширинский-Шихматов, А.Н. Оленин, Д.И. Хвостов, А.Ф. Лабзин, А.А. Шаховской и др. В числе 33 почетных членов были главнокомандующий С.К. Вязмитинов, Ф.В. Ростопчин, П.И. Голенищев-Кутузов, А.Н. Голицын, М.М. Сперанский, В.А. Озеров, М.Л. Магницкий, С.С. Уваров, В.В. Капнист, Н.М. Карамзин, А.И. Мусин-Пушкин, Санкт-Петербургский митрополит Амвросий (Подобедов), епископ Вологодский Евгений Болховитинов. Император Александр I ни разу не появился на заседаниях общества, несмотря на настойчивые приглашения.
Подобного рода «плюралистический» состав «Беседы», состоявшей из лиц, принадлежавших к различным политическим и литературным группировкам и направлениям, ранее зачастую находившимся друг с другом во враждебных отношениях, заставляет предположить, что одной из недекларируемых целей «Беседы» было объединение прежних идейных оппонентов в атмосфере резкого усиления угрозы со стороны наполеоновской Франции.
Литературная деятельность «Беседы» в XIX-XX вв. зачастую оценивалась весьма низко. В наши дни наиболее авторитетный исследователь деятельности «Беседы» М. Г. Альтшуллер совсем иначе охарактеризовал ее основной состав: «Перед нами объединение, располагавшее первоклассными литературными силами. Во главе «Беседы» стояли такие крупные личности и талантливые литераторы, как Шишков и Державин. Важную роль в ней играл регулярно присутствовавший на заседаниях И.А. Крылов. Среди ее членов мы видим таких талантливых писателей, как Шаховской, Шихматов, Капнист, Горчаков, Греч, Бунина, Гнедич (формально к «Беседе» не принадлежавший) и др. В состав объединения входили видные ученые и общественные деятели: Мордвинов, Оленин, Болховитинов, Востоков и др.» На собраниях «Беседы» зачастую присутствовала практически вся столичная интеллигенция. Она пользовалась демонстративной поддержкой православной церкви; так, в январе 1812 года «Беседу» посетили все члены Св. Синода. Во время войны собрания прервались, но после войны продолжились. Заседания «Беседы» собирали до нескольких сот человек.
Именно благодаря своей деятельности в «Беседе» единомышленник и друг Державина Шишков получил накануне Отечественной войны 1812 года пост секретаря Государственного совета. После войны, когда Александр I взял курс на создание общехристианского государства и экуменизм в конфессиональной политике, значение консервативно-националистической «Беседы» неизбежно должно было резко уменьшиться. В 1816 г. вслед за смертью Г.Р. Державина, который скончался 9 июля 1816 г. в деревне Званка Новгородской губернии, «Беседа» прекратила свое существование.
Хвостов Д.И. Записки о словесности / Публ. А.В. Западова // Литературный архив. Вып.1. М.; Л., 1938.
Альтшуллер М.Г. Беседа любителей русского слова. У истоков русского славянофильства. М., 2007. C.57-58.
Проект Русская Idea осуществляется на общественных началах и нуждается в финансовой поддержке своих читателей. Вы можете помочь проекту следующим образом:
Номер банковской карты – 4817760155791159 (Сбербанк)
Реквизиты банковской карты:
Счет 40817810540012455516
БИК 044525225
Счет для перевода по системе Paypal - [email protected]
Яндекс-кошелек - 410015350990956
Великий русский поэт конца XVIII в., один из титанов могучего русского слова, сыгравший огромную роль в освобождении русской литературы от устаревших норм классицизма, а также формировании элементов будущего реалистического стиля. Место поэта в отечественной литературе очень точно определил В. Г. Белинский: «С Державина начинается новый период русской поэзии, и как Ломоносов был первым ее именем, так Державин был вторым. В лице Державина поэзия русская сделала великий шаг вперед».
Историческая заслуга поэта - введение им в поэзию «обыкновенного поэтического слова». Державину стали узки рамки трех стилей, установленные Ломоносовым. Он снял их и, по словам А. В. Западова, «тем самым... ввел в поэзию русский разговорный и энергично содействовал укреплению национально-демократических основ нашего литературного языка».
Гражданские оды Державина адресованы особам, наделенным большой политической властью: монархам, вельможам. В них поэт поднимается не только до хвалебного, но и обличительного пафоса. В оде «Фелица» Державин-просветитель видит в монархе человека, которому общество поручило заботу о благе граждан, поэтому право быть монархом налагает на правителя многочисленные обязанности по отношению к народу. Новаторство Державина в этой оде - не только в трактовке образа просвещенного монарха, но и в смелом соединении хвалебного и обличительного начал - оды и сатиры. Это соединение - явление просветительской литературы, ведь просветители понимали жизнь общества как постоянную борьбу истины с заблуждением.
Анализируемое произведение Г. Р. Державина навеяно автору самой Екатериной. Императрица написала посвященную будущему наследнику «Сказку о царевиче Хлоре», идеи которой и развивает Державин в своей оде.
«Фелица» - , носящая новаторский . Новаторство Державина заключается в том, что он не воспользовался элементами античной мифологии; кроме того, поэтической смелостью было появление в оде авторского «я»; по-новому трактуется образ монархини: взамен торжественно-тяжелого образа «земной богини» поэт мастерски изобразил Екатерину и как правительницу, и как частное лицо. Державин пытается раскрыть внутренний мир героини оды, ее нрав, привычки, подчеркивает такие черты, как демократизм, простота, скромность, приветливость к подданным в сочетании с выдающимся умом и талантом государственного деятеля; хвалебная ода оказывается в то же время резкой сатирой: «добродетельному» образу Фелицы противопоставлен образ порочного мурзы. Это обусловливает небывалое в русской литературе до Державина жанровое своеобразие: ода-сатира. Смелость Державина заключается в том, что он в рамках торжественной оды свел воедино патетическое и комическое.
Новый характер произведения требовал особого языка: «забавный русский слог», как определяет его Державин. Новизна языка оды заключается в следующих чертах: ломка языковой иерархии классицизма; смешение высокого и низкого в языке поэта, использование легкой, шутливо-разговорной речи, прямо противоположной нарочито-приподнятому стилю Ломоносова.
Ода «Фелица» изображает царицу в совершенно новом, небожественном масштабе, В изображении Державина царица предстает перед читателем так:
Мурзам твоим не подражая, Почасту ходишь ты пешком, И пища самая простая Бывает за твоим столом; Не дорожа своим покоем, Читаешь, пишешь пред налоем...
В этой строфе царица описана как добропорядочный, трудолюбивый человек, отличающийся этим от своих ленивых, беззаботных подданных, часто предающихся чревоугодничеству, любящим наслаждения в ущерб полезной деятельности.
Тебе единой лишь пристойно. Царевна! свет из тьмы творить; Деля Хаос на сферы стройно, Союзом целость их крепить.
Ода пронизана восхищением перед царицей, к которой у Державина изначально сложилось особенное отношение.
«Тигр».
«Тигр» по праву считается величайшим творением Уильяма Блейка и одним из самых выдающихся произведений английской литературы. Как и «Агнец», парное стихотворение из «Песен Невинности», «Тигр» начинается с вопроса: кто твой Создатель? Однако если в более раннем стихотворении ответ очевиден и однозначен, то «Тигр» весь состоит из цепочки вопросов, остающихся без прямого ответа. В «Песнях Невинности» тигры, львы и прочие «дикие звери»представляют силу, враждебную Агнцу (т. е. Богу) и, следовательно, негативную. Теперь Блейк не только оспаривает это утверждение, но подспудно отвергает свое «однобокое» миропонимание времен «Песен Невинности»: зловещая красота Тигра - столь же необходимая часть миропорядка, как и кротость Агнца, и одно невозможно без другого. Кто создал Тигра, Бог или Диавол, какой огонь, небес или преисподней, горит в его очах - вот основной вопрос стихотворения. Блейк не дает прямого ответа, но ходом своей мысли подталкивает читателя к этому ответу: Тигра создал не кто иной, как Диавол, который, следовательно, является Творцом наравне с Богом. Однако Тигр, вышедший из дьявольской кузни, внушает не только ужас, но и восхищение своей «устрашительной соразмерностью» (Fearful symmetry). Созданный Адом, Тигр не есть Зло в его обычном понимании, но заключенная в плоть яростная и прекрасная Энергия, которая, согласно концепции, изложенной в «Бракосочетании Неба и Ада», движет всяким развитием.